может быть, их красавица станет матерью новых принцев – дети любят друг друга. Вот только кто позволит
мальчишке Брокену взять в жены отродье самоубийцы? Ос молчал, слушал. После хлопнул дверью и
никогда больше не заходил к жене в спальню.
Ос говорил с Броком еще раз, за два дня до суда. Он был прост. Дар штука тонкая, редкая, а
словесники люди пуганые и нервные. Одного вздернешь, пять в уме повредятся, десять вовсе разбегутся –
ищи их потом. Кто тогда говорить с площадей будет, заплечных дел мастера? Они б, может, и рады, да кто
их слушать-то станет?! Дар учить надо, гранить, шлифовать. Вот он, Ос, сколько лет учил – а вы всю работу
к стенке. Друг Народа сперва разгневался, но, поразмыслив, признал правоту Оса. В этот раз мальчиков
удалось отстоять.
…А потом был Большой Парад – двадцать лет исполнялось Городу Солнца. Ос стоял на трибуне,
внизу колыхалось людское море. Метались флаги, мелькали лица, блестели каски рядов конвоя. Ос вдохнул
полной грудью пьяный весенний воздух, раскрыл ладони, в приветствии – и слово умерло на губах. Он
почувствовал, что бессилен. Отвратительно, безнадежно, как старик перед юной шлюхой. Ос шатнулся, его
подхватили под руки, увели во дворец.
Он лежал на кушетке, вокруг хлопотала охрана, подоспели врачи, пахло камфарой. Было слышно, как
говорят снаружи: Лурьи, Барт, Хонц… И на каждую фразу – восторженный рев толпы. Город Солнца
отстроил стены.
С того дня Ос по мере сил избегал выступлений на публике. В крайнем случае, брал с собой Лурьи,
но обычно отговаривался работой. Министерство печатных дел и вправду хотело многого. Ос удвоил,
утроил, ушестерил бдительность, пытаясь по мере сил уберечь своих необузданных «мальчиков». Не всегда
удавалось, да и слуги Друга Народа уже не так просто выпускали добычу. Но пока Ос держал оборону.
Он старался, чтобы свободного времени не оставалось, ночевал в кабинете, отказался от отпусков.
Но, бывало, бессонница хватала его за грудки. Ос спускался по гулкой лестнице, брал ключи у сонного
сторожа и долгие ночи бродил по притихшей столице. Он смотрел – слово «мост», слово «снег», слово
«осень» – как фигуры в колоде карт. Стало проще – вместо образа камня являлся булыжник, вместо символа
рыбы – живой малек в мелкой луже прибоя. Сам же мир оказался урезан, обесцвечен и опреснен. Ос бродил,
щупал стены, гляделся в черную воду, гладил свежие листья кленов, угощал пыльным сахаром терпеливых
