- Хоровод в скафандрах и респираторах?! Да девочка испугается до смерти, как только их увидит! - возразила мать.
Но Глава не сдавался.
- Мы нарядим их разными зверюшками: зайчиками, кошками, зебрами и прочей живностью, которая была раньше на нашей планете! Пошьем костюмы. А респираторы закроем масками зверей... э... забавных зверюшек.
Она расхохоталась, представив в своем воображении этот странный хоровод.
- Хорошенькая радость - править толпой дряхлых, желчных старух и стариков. Они будут болеть и умирать. Сначала они побалуют ее вниманием... А потом умрут. Все! Все! А она останется одна. Одна-одинешенька на всем белом свете. Одна среди могил. Я тоже умру и стану могилой... Бедняжка моя! - Она запричитала.
Глава был потрясен истерикой, против которой у него не было аргументов. И снова, прорываясь из глубины памяти, прозвучала скорбная мелодия. Ее страстно и печально пел детский хор... О какой-то великой и неизбежной утрате... Мелодия грянула мощно, захватила и напомнила далекие дни юности...
"Мать скорбящая стояла..." - с грустью подумал Глава, вспомнив, что кантата принадлежит Перголезе...
Мелодия оборвалась, ее перебил плач. Да, это плакала молодая мать.
И вдруг, разрушая эту скорбь, этот озноб ума и сердца, с улицы донесся какой-то вскрик. И вслед за ним раздался взорвавшийся гул толпы. Гул разрастался. Вот он заполз во Дворец. Перекинулся в приемную. "Не бунт ли?" - испугался Глава Сената.
Мать, очнувшись от оцепенения, настороженно прислушивалась.
- Не отдам! Не пущу сюда никого! Я убью себя и ее!..
Ее опять схватили за руки.
- Не бойся! Пока я здесь, вам ничто не угрожает!
- Родился! Мальчик родился! Здоровый! Четыре кило! Господи, радость-то какая! - кричали из соседнего зала.
От такого сообщения Глава охнул и чуть не лишился чувств. Спасибо, что женщины его поддержали! Он засмеялся и, целуя их, взял за руки и повел по кругу, как ребенок на празднике.
В этот момент из спальни раздался крик девочки. Мать кинулась на зов. Она вынесла дочку на руках в прихожую. Малышка сперва капризно щурилась, словно недовольная тем, что ее потревожили. Потом, потянувшись в сладкой полудреме, поглядела на сияющих взрослых и залилась серебристым смехом.
