Западные ворота открывал дед. Он слез с коня и подождал, пока мы проскачем, затем запер их и догнал нас у ив и тамарисков, тянувшихся вдоль речки. Эль-рио-Саладо. Соленая река. По плотному песку и по гальке, белой от соли, мы приблизились к узкому ручейку проточной воды, задержались тут, позволяя лошадям попить напоследок, перед тем как направиться в пустыню и выжженные горы над нею.
— Лисица, — сказал Лу.
Я стал смотреть по сторонам, стараясь увидеть лису.
— Вниз гляди, — он указал на место рядом с водой.
Старательно вглядевшись, я различил мелкие отпечатки лап, вроде собачьих; они вели к ручью.
— То-то приятно, раз они тут еще водятся, — заметил дедушка.— Выходит, не всех пока поотравили.
Лошади вскинули головы. Мы тронулись, с плеском пересекли обмелевший поток, взобрались на противоположный берег там, где он был истоптан стадами коров, дальше перед нами открылся простор: пятимильная полоса песка, камней и кактусов, дальше холмы с точками можжевельников и сосенок тянутся до гор, к лысой верхушке Ворьей горы.
Средь камней и барханов прятались под кустами пучки порыжелой травы. Скот, бродивший тут, не мог полагаться на этот скудный источник пропитания и объедал ветки жесткого кустарника. В трудный, отчаянный год скотина кормилась даже кактусами, порою приходилось помогать ей, выжигая колючки на них паяльной лампой. Если и этого недоставало, покупали корм. Если ранчер прогорал на этом, то продавал часть своего скота, ждал погоды. Если дождей очень долго не случалось, продавал ранчо или оно отходило банкирам. Чем ранчо меньше, чем риску больше, и Воглин, мой дед, оставался одним из немногих независимых ранчеров, выживших под прессом засух и кризисов. Он и прогорал редко, а сгорать не сгорал.
По пути встретилась гигантская юкка, она буйно цвела, чудо-лилия с розеткой листьев, больших, прямых, острых, словно штыки, со стрелкой в двенадцать футов высоты, которую венчала метелка дородных белых восковых цветов. Там и сям по окрестной пустыне виднелись поодиночке такие вот цветущие пугала.
— Глянь-ка на них, — сказал дед. — Как-то, знаешь, наведался тут один из управления землеустройства. Увидал эти юкки, спрашивает, кой мне от них прок.
— Что же ты ему отвечал? — спросил Лу, подмигивая мне.
— Я, тихий дурковатый старик, решил подшутить. Сказал ему: индейцы из листьев юкки корзины плетут, стрелки для оград и для тени применяют, из цветов хороший напиток делают. И обязательно, ясное дело, добрую половину юкк не трогают, чтоб на будущее сберечь. А тот из управления говорит: у нас бумага есть, целлофан и картон, кому нужны корзины, и для тени навесы иметь незачем, пойди в дом, включи кондиционер, ежели жарко. И еще говорит: а коли напитки надобны, так получишь в Хуаресе, что захочешь, по пятерке за бутыль.
