— Я вас не понял.
— Он спал с Анелией, но Искренов прикидывался дурачком.
— Неужто романтическая история?
— Вы видели Безинского? Он был красавец, мужик что надо, да и Анелия ничего себе… Может, это важно для вас: они иногда здесь ночевали. Наверху, на втором этаже, у меня есть комната для гостей.
— Важно. Но если Искренов сознательно прикидывался дурачком, это еще не повод для их взаимной ненависти.
— Выходит, что так. — Чешмеджиев посмотрел на меня взглядом слепца, который внезапно прозрел.
— Тогда каковы были мотивы их, так сказать, дружеских недоразумений?
— Я должен подумать, товарищ полковник, мне трудно сразу ответить.
— Вы правы, — успокоил я его, — к тому же у меня нынче болит голова. Старая мигрень дает о себе знать. Нет ли у вас случайно синофенина — это новое дефицитное лекарство. Сказочное средство от головной боли.
— Я могу вам предложить анальгин или пирамидон, но о таком даже не слышал.
Я внимательно следил за выражением его лица: на нем было написано искреннее удивление и вместе с тем сожаление, что он не может мне услужить.
— Не беспокойтесь, — ободрил я его, — оно есть у меня дома. Выпью с небольшим количеством водки, и все пройдет. Сегодня вторник… До пятницы подумайте хорошенько. Приходите ко мне в десять часов — вы, конечно, знаете куда?
— Буду точен, как лондонский Биг-Бен, товарищ полковник. А если у вас что-то случится с машиной — милости прошу.
— Но вы же не «горбатитесь» на Восток!
— Вы — дело другое: у каждого правила есть исключение.
В коридоре я чуть было не наступил на толстого рыжего кота, который тоже не обратил на меня внимания. Все в этом доме, казалось, преисполнены чувства собственного достоинства. Деньги коварны, они развращают даже животных!
— Чешмеджиев! — Я остановился на пороге. — Вы еще не стары. Почему все называют вас бай Илией?
— Да потому, что я мудрый, товарищ Евтимов, — застенчиво улыбнулся Чешмеджиев и снова почесал голову под матерчатой шапочкой.
(2)
По телевизору показывали скучный многосерийный французский фильм «Фабиан из долины Дромы». Подсев поближе к настольной лампе, Мария задумчиво вязала; внучка и Вера ушли в кино: хотели посмотреть третью серию «Межзвездных войн». Я делал вид, что читаю сочинения отверженного старца Ламброзо. Он пытался мне внушить, что тяга человека к преступлению генетически оправдана и что каждому из нас в той или иной мере свойственно познание изначальности греха. «Человек — жертва самого себя…» — сказал Искренов. У меня перед глазами промелькнула его вялая, слегка презрительная улыбка.
