Экспедиция в Западную Европу Сатириконцев: Южакина, Сандерса, Мифасова и Крысакова | страница 43

Я сдѣлалъ страдальческое лицо и закашлялся.

— Хорошая сигара, — улыбнулся онъ. — Два сантима одна штука.

— Дорогая, но скверная, — желчно сказалъ я, отодвигая тарелку.

Я не люблю дыма, а съ картофельнымъ салатомъ, въ особенности.

— Вамъ, вѣроятно, онъ вреденъ, — съ оттѣнкомъ легкаго состраданія угадалъ онъ и пустилъ мнѣ въ лицо еще пару клубовъ, погрузившись потомъ въ газету, листы которой высовывались изъ за борта его жилета и торчали изо всѣхъ кармановъ.

Извозчикъ.

Удивительно, какъ внѣшность человѣка не гармонируетъ иногда съ содержаніемъ!.. Этотъ маленькій синій носъ, похожій на узелокъ на концѣ колбасы, эти жирныя дряблыя щеки, поставляющія потъ и сало на отвороты пиджака, животъ, вздувшійся отъ пива, кривые пальцы и… мозгъ.

Мозгъ коммерсанта, политика, если не философа.

И… козлы!

Я представилъ себѣ нашего Ваньку, часами глазѣющаго на небо или клюющаго носомъ, въ то время какъ другой человѣкъ, равный ему по соціальному положенію, впитываетъ въ себя весь — міръ, и мою душу наполнилъ стыдъ.

Стыдъ и глубокая симпатія къ этому некрасивому, неуклюжему труженнику, обладавшему кое чѣмъ большимъ, чѣмъ дешевая показная вѣжливость — жаждой знанія.

Она казалась неутолимой. Его тусклые глазки жадно скользили, пожирая одинъ листъ за другимъ, а вылетавшія изъ горла хриплыя восклицанія, то гнѣвныя, то радостно-изумленныя, заглушались перекатами кипѣвшаго на днѣ необъятнаго желудка пива.

— Есть что нибудь новенькое? — не выдержалъ я.

Мой вопросъ показался ему наивнымъ.

— Что-нибудь новенькое, сударь? Когда въ газетѣ тридцать страницъ, не считая половинки кое-какого вздора въ концѣ, то должно быть что-нибудь новенькое? Особенно, въ такой газетѣ, которую читаетъ весь городъ. Какъ вы думаете?

— Я предполагаю — что-нибудь особенное… — смешался я.

— У всякаго свое особенное, сударь — добродушно улыбнулся онъ… — Ну, вотъ, если хотите, — это должно удивить каждаго, — на улицѣ Гюлей продается за сто франковъ піанино… Что?

— Неужели вы еще и играете? — воскликнулъ я и представилъ себѣ строгую физіономію профессора музыки изъ Вантертура.

Толстякъ расхохотался.

— Разумѣется нетъ, сударь. Но разве это не интересно?.. Почти новое за сто франковъ?!..

— Такъ себѣ, — сказалъ я. — А что дальше?

— Дальше?.. Музикъ-директоръ продаетъ кухонную посуду… гм… — Онъ задумался. — Почему ему продавать кухонную посуду? Теперь?

— Онъ покупаетъ новую, изъ белаго металла, — нетерпеливо сказалъ я.

Мне начинало казаться, что толстякъ издевается.