— По крайней мере она была мученицей. Этого ты не можешь отрицать.
— За что же она приняла муки?
— За свою веру.
— Если ее что и мучило, так только ревматизм. Она вышла замуж за Дарнлея без благословения папы римского, а за Босуэла — вообще по протестантскому обряду.
— Теперь ты еще скажешь, что она и узницей никогда не была?
— Беда в том, что ты представляешь ее вечно заключенной в камеру в башне замка, с решетками на окнах и единственным старым верным слугой, с которым она вместе молилась. В действительности же у Марии Стюарт было шестьдесят человек собственной челяди. Она горько жаловалась, когда их число урезали до каких-то трех десятков, и чуть не лопнула от злости, когда ей оставили только пару секретарей, несколько служанок, вышивальщицу и одного или двух поваров. Кстати, Елизавете приходилось за все расплачиваться из собственного кошелька. Двадцать лет она исправно платила, и все эти двадцать лет Мария Стюарт торговала шотландской короной, предлагала ее любому бунтовщику, согласному посадить ее на потерянный трон, то есть на трон Елизаветы.
Грант взглянул на Марту и увидел, как та улыбается.
— Ну как, проходит? — спросила она.
— Что проходит?
— Твой зуд.
Грант рассмеялся.
— Да. Целую минуту я чувствовал себя отлично. По крайней мере одно доброе дело за Марией Стюарт записать можно!
— Откуда ты так много знаешь о ней?
— В школе я писал о ней сочинение.
— Похоже, она тебе не слишком понравилась.
— Мне не понравилось то, что я узнал о ней.
— Значит, ты не понимаешь трагедии Марии Стюарт.
— Нет, почему же… Но ее настоящая трагедия была вовсе не в том, в чем все считают. Трагедия Марии Стюарт в том, что она родилась королевой с манерами деревенской домохозяйки. Насолить миссис Тюдор с соседней улицы — дело безвредное и даже занимательное; в худшем случае — посудачат немного, перемоют косточки и дело с концом. Но такая же стычка между венценосными особами ведет к катастрофе. Если ты готова поставить на карту страну с десятимиллионным населением, чтобы досадить коронованной сопернице, тебя ждет бесславный конец. — Грант помолчал. — Мария Стюарт пользовалась бы огромным успехом в качестве директрисы школы для девочек.
— Ты чудовище!
— И все-таки я прав. Учительницы любили бы ее, а воспитанницы — просто обожали. Именно это я и имел в виду, говоря о ее трагедии.
— Что ж, «письма из ларца» отменяются. Что еще есть в истории? Железная Маска?
— Я не помню точно, кто это был, но меня не может заинтересовать субъект, который от застенчивости прятал лицо за какой-то жестянкой. Меня вообще никто не может заинтересовать, если я не вижу его лица.
