Затем следовала очередь за хлебом (200 гр), которого иногда приходилось ждать часами, чтобы не прозевать.
Затем — очередь за супом с головками вобл и намеком на пшено. Суп, вызывавший негодование скептиков и остроты веселых оптимистов: В самом деле, почему головы?! Куда же девалась всё остальное? Или нынче вывелся особый сорт головохвостых вобл?!
Надо сказать, что оптимистов было значительно больше, чем скептиков. В основном, люди переносили невзгоды эпохи военного коммунизма легко и весело — это был общий подъем, взлет радостной надежды.
А нам, ребятам, все было занятно и интересно, и свободного времени оставалось сколько угодно — ведь не надо было учить уроки и готовиться к экзаменам.
Это время мы с Бебкой использовали для всевозможных развлечений по нашему собственному усмотрению и вкусу.
Любимым нашим трюком было прицепиться сзади к крестьянскому возу, вскочить на полозья на всем ходу.
— Подвези дяденька!
Иной «дяденька» угощал кнутом, иной, добродушно поругивал: — Ну, куда лезете, непутевые? — Но с полозьев не прогонял. Не брезговали мы и прокатиться на трамвайной «колбасе», когда начали ходить трамваи.
Самое же увлекательное, хотя, и «опасное» — занятие было отвязать пару оседланных лошадей, привязанных у Военного штаба или еще какого-нибудь учреждения, и, благополучно улизнув на них, дернуть за город, промчаться галопом по шоссе, вцепившись в лошадиную гриву, чтобы не слететь.
Стремена, до которых не доставали ноги, хлопали по бокам лошади, душа замирала от страха и наслаждения!
Впереди неслась Бебка, которая не боялась ничего на свете и меньше всего — сломать себе шею, а за нею я, готовая скорей умереть, чем показать, что мне страшно…
Трусость была самым позорным и презираемым чувством.
Если нам удавалось усидеть на лошадях, мы приводили их обратно и попросту оставляли там, где взяли, не привязывая, чтобы не попасться.
Бебка действительно страстно любила лошадей и прекрасно их знала. На уроках она рисовала толстым, синим карандашом (единственным, который у нее был, — но и это тогда у нас считалось огромным богатством) синие лошадиные морды и ноги. И надо сказать, рисовала очень хорошо. Грациозные лошадиные головки с умными глазами и настороженными ушами были как живые. Лошадиные головы, ноги, хвосты украшали все поля её ученических тетрадок и книг, а заодно и моих. Это заставляло меня еще больше «преклоняться» перед Бебкой.
У нее был настоящий талант и страсть к лошадям. Она хвасталась, что может усидеть на любой, самой бешеной, лошади. Я не желала оставаться в дураках и хвасталась, что тоже могу, хотя и не была очень в этом уверена.
