— Сейчас доложу, — буркнул один из них и пошел докладывать.
Вскоре явился «маленький капрал».
— Вы что, на дорогу пайку не получили?
— Нет, — робко ответила Маруся.
Я тогда еще не знала, что такое «пайка», — могущественная «пайка», от которой зависит жизнь и смерть зэ-ка. Все остальное — весь приварок, суп, каша — это все ничто, ерунда. Жизнь зависит от куска хлеба. Только его вес определяет — жить или «доходить».
Все это я узнала много позже, а сейчас просто не понимала, о какой «пайке» идет речь.
Не знаю, чем бы кончился этот инцидент и как был бы разрешен сложный вопрос с нашим питанием, если бы вдруг «маленького капрала» не потянула за рукав старушка-пассажирка из соседнего с нами отделения.
— Товарищ военный, — сказала она почтительным и заискивающим голосом, — разрешите вашим… — она запнулась, не зная, как нас назвать, — …этим девушкам… передачку небольшую… Яички, колбасу, хлебушко.
Все это, собранное среди сочувствующих пассажиров, было аккуратно уложено в порядочных размеров корзинку, «Маленький капрал» поколебался с минуту, но решив, очевидно, что это наиболее простой выход из положения, милостиво разрешил:
— Примите, проверьте, — распорядился он и один из конвоиров «принял передачу».
Чего-чего только там не было! Кроме колбасы и яичек, были еще и котлеты, и бутерброды с сыром и ветчиной, и банки сгущенного молока, и булочки, и баранки, и сахар к чаю — это были еще сытые годы Советской власти, самые сытые после НЭПа. Наверно, нашим солдатикам было завидно — это тебе не фасолевые консервы! Нам с Марусей хватило до самой Лубянки и, расставаясь в приемной, мы поделили остатки.
Это был еще только 1935-й год. В 1937-м ничего подобного быть уже не могло. К 37-у народ был вразумлен — ему «открыли глаза». Все сидели бы тихо, как мышки, затаив дыхание, не смея шевельнуться.
Попробуй, посочувствуй врагу народа! «Передачки? Боком тебе выйдут „передачки“! Знай помалкивай в тряпочку!»
Наконец, мы приехали. На Лубянку нас везли в «черном вороне». «Капрал» распорядился посадить нас в разные «собачники», хотя кроме нас в «вороне» никого не было. Я чуть не задохлась в этом узеньком, тесном и темном шкафчике, где едва можно было поместиться стоя. Но Лубянка от Курского вокзала недалеко и задохнуться я не успела.
Нас высадили у ворот; «маленький капрал» повернул нас лицом к стене, а конвоиров выстроил сзади тесным строем, снова с автоматами наизготовку. Испытывая заслуженное удовлетворение от хорошо выполненного поручения — благополучно доставил по назначению двух вверенных ему опасных государственных преступниц — и в предвкушении заслуженного отдыха, он вдруг подобрел и снисходительно-горделиво обратился к Марусе:
