— Они считают, что Рахманин довел Надежду Андреевну до самоубийства?
— Они, Сергей Михайлович, подозревают Виктора. Весь театр его уже подозревает.
— Почему?
— Вы полагаете, что подозревать — прерогатива прокуратуры и милиции? Не только вы, Сергей Михайлович, можете подозревать. Человеку вообще свойственно подозревать других, себя. Подозревать — значит сомневаться. Поэтому он анализирует, делает выводы, иногда правильные, иногда ошибочные.
— Скажите, Виталий Аверьянович, Надежда Андреевна вела дневник?
— Вела.
— Вы видели дневник?
— Ну конечно, раз я говорю, что вела. Я так полагаю, дневник пропал, раз вы спрашиваете о нем?
Вот тут мне ничего не оставалось, как подтвердить предположение Голованова.
— Надя вела дневник странным образом. Годами ничего не записывала. При мне она лишь один раз взяла его в руки, что-то записала и вырвала лист, разорвала на мелкие кусочки и отправила в унитаз. Что за тайны, спросил я. Она и призналась, что давно ведет дневник. Как я ни просил ее почитать мне что-нибудь, уговорить не удавалось. Мы оба посмеялись и на том о дневнике забыли.
— Как дневник выглядел?
— Обыкновенная школьная толстая тетрадь в черном коленкоровом переплете.
— Вы утомились, Виталий Аверьянович?
— Да, немного.
— Все, ухожу.
Я был в прихожей, когда Голованов сказал:
— Сергей Михайлович, как вы думаете, этично будет, если я поставлю на могиле Нади памятник? Виктор, при его положении, вряд ли сможет это сделать. Анна Петровна тем более. Спрашиваю вас не как работника милиции, а симпатичного мне человека.
— Спасибо за добрые слова, Виталий Аверьянович. Но как работник милиции, я бы спросил вас: откуда у вас деньги?
— Осталось кое-что из прежней жизни. Думал, на черный день. Но чернее дня быть не может.
— Не знаю, что посоветовать. Есть же Виктор. Ему решать.
— Пожалуй. Преждевременно это. Когда лежишь один в четырех стенах, разные мысли лезут в голову. Наши желания порой опережают события.
…Я сидел в кабинете один. Хмелев ушел в буфет. Мне даже есть не хотелось. Я потерял нить расследования. Мысли о Рахманине, о кольце с деньгами, о дневнике бегали наперегонки.. Я не знал, за какой погнаться.
По привычке я стал листать перекидной календарь назад, проверяя, все ли записанное мной сделано. Я наткнулся на запись: «Бутылка. Экспертиза». Я позвонил в научно-технический отдел, почти уверенный, что услышу: «В картотеке не проходят». На том конце провода после стандартного «одну минутку», которая растянулась на три, девичий голос сказал:
