Был еще один вопрос, который меня интересовал, но я засомневался, стоит ли его задавать. Вряд ли эта простая женщина слышала о Надежде Федоровне Скарской, а тем более находилась с ней в родстве. Каково же было мое удивление, когда, все же задав вопрос, я услыхал:
— Знала, миленький. Моя мать в молодости ходила у Надежды Федоровны в прислугах. У меня и фотография Надежды Федоровны оставалась от матери. Наденька себе взяла. Наденька очень уважала Надежду Федоровну. Называла ее великой.
— В честь Надежды Федоровны назвали дочь Надеждой?
— Какая уж тут честь?! Она же не родственницей была у матери, а хозяйкой.
— Надя встречалась с Надеждой Федоровной?
— Та в школу приходила, потом Надя ездила к ней в приют. Наденька всех жалела.
Анна Петровна снова всхлипнула. Мне было настолько ее жаль, что я не выдержал, подошел к ней и погладил по плечу.
— У вас сохранились вещи Нади?
Анна Петровна достала из тумбы потрепанную тряпичную куклу. Игрушки — свидетельство детства. Вот таким же потрепанным было детство Нади Комиссаровой.
— А письма, открытки?
— Наденька не любила писать письма.
— Может быть, она дневник вела?
— Что-то Наденька писала, когда мы жили вдвоем, но что — не знаю.
— На отдельных листах или в тетради?
— В тетрадке, но вырывала листы. Помнится, спросила ее однажды: «Письмо, доченька, написала?» А Наденька ответила: «Ты ведь знаешь, мамочка, что я не люблю письма писать». «Что же ты тогда пишешь, доченька?» — спрашиваю ее. «А, ерунду всякую», — отвечает Наденька.
Никаких записей Надежды Комиссаровой, тем более дневника, мы не обнаружили в квартире на Молодежной.
— У вас не сохранились эти записи или тетрадь, из которой Надя вырывала листы? — с надеждой спросил я.
— Ничего у меня не осталось, кроме куклы. Наденька все взяла с собой, когда получила квартиру на Молодежной. После развода она жила здесь, мучилась со мной…
— Простите, Анна Петровна, вы ссорились?
— Был у нее женатый мужчина. Я и сказала ей, что она распутница. Нельзя грех на душу брать, разрушать чужую семью. Все равно счастья не будет.
— Кто был ее первым мужем?
— Ее главный режиссер и был.
— Андронов?!
Да, театр не переставал меня удивлять.
— Он, миленький, Владимир Алексеевич. Жила бы Наденька с ним, была бы за каменной стеной… Все норовила по-своему жить. С той ссоры не вмешивалась я в жизнь Наденьки. Да, видно, неправильно делала. Не уберегла я Наденьку от погибели. За что такое? За что Наденьку убили?
— Почему «убили», Анна Петровна?
