Борьба длилась недолго. Арсен Люпен еле защищался, но Ганимар оторвался от него так же быстро, как набросился. Правая рука полицейского повисла, как плеть, и одеревенела.
- Если бы на набережной Орфевр вас обучали джиу-джитсу, - заявил Люпен, - вы бы знали, что этот прием по-японски называют уди-шаги.
И холодно добавил:
- Еще секунда, и рука была бы сломана, впрочем, вы получили бы по заслугам. Подумать только, старый друг, которого я так уважаю, кому я, не раздумывая, открываю свое инкогнито, злоупотребляет моим доверием! Плохо... Ну, говорите, что там у вас?
Ганимар молчал. Побег - он считал себя виновным в случившемся. Разве не он своим сенсационным свидетельством ввел правосудие в заблуждение? Да, этот побег ляжет позорным пятном на его карьеру. К седым усам скатилась слеза.
- Боже мой, Ганимар, не расстраивайтесь: не вы, так кто-нибудь другой сказал бы то же самое, я бы устроил это. Полноте, не мог же я допустить, чтобы приговорили Бодрю Дезире?
- Значит, - прошептал Ганимар, - там сидели вы? И здесь тоже вы!
- Я, всегда я и только я.
- Невероятно.
- О! Для этого вовсе не надо быть колдуном. Достаточно, как сказал наш славный председатель, потренироваться с десяток лет и будешь готов к любым неожиданностям.
- Ну а лицо, глаза?
- Вы же прекрасно понимаете: уж если я полтора года проработал в Сен-Луи с доктором Альтье, то вовсе не из любви к искусству. Я решил, что тот, кто однажды будет иметь честь называть себя Арсеном Люпеном, должен освободиться от диктата естественных законов, определяющих внешний вид и характер. Внешность? Ее ведь можно изменять по своему усмотрению. Одна подкожная парафиновая инъекция - и кожа вздуется у вас на том месте, где надо. Пирогалловая кислота превратит вас в могиканина. Сок большого чистотела украсит вас лишаями и опухолями в лучшем виде. Один химический препарат воздействует на рост бороды и волос, другой - на тембр голоса. Прибавьте к этому два месяца диеты в камере № 24 и тысячу раз повторенные упражнения, чтобы рот открывался именно с такой вот ухмылкой, чтобы голова привыкла держаться немного набок, а спина сгибалась под нужным углом. Наконец, пять капель атропина в глаза, чтобы получился блуждающий, отстраненный взгляд, - и дело в шляпе.
- Я не понимаю, как надзиратели...
- Превращение происходило постепенно. Они не могли заметить ежедневных изменений.
- Ну а Бодрю Дезире?
- Бодрю существует. Бедняга здесь совсем ни при чем. Я познакомился с ним в прошлом году, и действительно в некотором сходстве со мной ему не откажешь. На случай ареста - а он всегда возможен - я устроил его в надежном месте и прежде всего занялся выявлением черт, отличающих нас друг от друга, с тем, чтобы сделать их, насколько возможно, незаметными в моем внешнем облике. Мои друзья устроили так, чтобы он провел ночь в полицейском участке, и был выпущен примерно в тот же час, когда выходил я, дабы совпадение это легко было установить. Ибо, заметьте, надо было оставить след его пребывания в участке, иначе правосудие попыталось бы узнать, кто я такой. Тогда как, преподнеся им этого чудного Бодрю, оно неизбежно, слышите, неизбежно должно было ухватиться за него и, несмотря на непреодолимые трудности при подобной подмене, предпочло бы скорее поверить в нее, нежели расписаться в своем бессилии.
