Впрочем, как только люди при ней начинали говорить о «духовных стремлениях», «чистоте помыслов», «религиозной нравственности», её поражало, сколько словесной шелухи каждый из них держит в душе, стараясь не допускать самой мысли, что мир вокруг гораздо сложнее, чем кто-то из них себе представляет. Они были готовы фотографироваться со свечками у аналоя, но вера была для них лишь способом демонстрации не «нравственных устоев», а неких моральных ограничений, которыми они, якобы, руководствуются. И когда что-то происходило вне их желаний, они «не заморачивались» поисками более глубокого религиозного смысла в событиях, а видели лишь одни интриги недоброжелателей, чей-то «сглаз» и общую отсталость «нашего с вами народа».
Религия была для них нечто вроде амулета, защищавшего их от непостижимости бытия, от необходимости самим проявить какую-то душевную работу, собственное выстраданное мнение. Она вовсе не являлась даже средством спасения собственной души, для многих религия была подачкой для души, лишенной и малой возможности проявиться и реализоваться в жизни более органично.
Ей категорически не хотелось бывать на подобных «светских мероприятиях», но компания «Audi» в рамках значительных скидок и негласного договора о скрытой рекламе поставила первым условие, что она будет появляться на своем автомобиле без шофера в учебных и научных центрах столицы в качестве «иконы стиля». В качестве такой «иконы» ей пришлось более часа любоваться, как сконфуженные профессора-физики неловко крестятся на православные иконы, даже не понимая, к кому и с чем обращаются.
Практически у всех собравшихся в висках неслышно стучала мысль о неуместности всего происходящего, о том, чтобы их «скорее оставили в покое». И она видела, как ледяной покой, о котором они просят, тихонько сковывал их души. Вряд ли собравшиеся понимали, насколько были опасны подобные «массовые мероприятия» как бы исключительно в заботе о «нравственности подрастающего поколения». Всетаки к религии каждый должен был прийти сам, без сектанства и уж точно во вне рабочее время. Достаточно было капли пафосной лжи, общего желания «чтоб нас оставили в покое» — и души навсегда отстранялись от самого их обладателя, тенью падая к ногам в качестве легкой добычи гарпий.
Она смотрела на неглупых мужчин, решивших «не заморачиваться», понимая, что никто из них не отдает себе отчета, почему в расхожем жаргоне вдруг появился этот глагол от старинных понятий «морок», «мрак». Слово появилось, оно пытается донести им скрытый смысл, старается предупредить и оградить от непоправимого, но… они стоял с глупыми улыбками на новой, совершенно неуместной здесь кафедре, и никто не шагнет вперед, чтобы выразить недовольство устроенным им издевательским балаганом.
