Тем более жизнь, как она есть, сама по себе — ежесекундное, непостижимое чудо, таинство.
Вот за окном проносится Франция. Огромные, напоенные влагой деревья, напоенная влагой земля полей, тучное стадо коров, пасущееся у изогнутой старицы реки. Все мягкое, волшебно источающее покой. Как женщина. Видимо, не случайно слово Франция — женского рода.
Маленькая разноцветная станция. В отделении для курящих появляется человек с иссиня–чёрными спадающими на лоб волосами. Его по–торреадорски короткая куртка тоже промокла. Белозубо улыбаясь, о чём- то спрашивает. Видит, что я не понимаю. Вынимает из кармана вдрызг размокшую картонку со спичками.
Пока он прикуривает от моей зажигалки, стюард в белой куртке подвозит по проходу столик на колёсах. Предлагает соки, минеральную воду, бисквиты, сладости. И — о счастье! — горячий кофе из термоса. Хоть я со вчерашнего вечера ничего не ел, покупаю за 13 франков только кофе. Для меня и это очень дорого. Белозубый попутчик тоже берет кофе.
Он, улыбаясь, показывает на окно, за которым во влажном мире вдруг засияло солнце. Над холмами семицветной аркой встала радуга.
Обидно. Там солнце, а меня познабливает. Удивительно, этот лучащийся доброжелательством человек сразу показался мне родным, давно знакомым. Наверно, и я ему тоже.
Спрашивает на английском — из какой я страны.
Отвечаю. Называю своё имя. Он горячо пожимает мою ладонь. Представляется:
— Кристо Хесус.
В шоке осознаю — Иисус Христос.
— Испанец?
— Да. Барселона.
Я был в Барселоне! В 1983 году. Рассказываю об этом, спрашиваю, чем он там занимается. Неужели — тореадор?
Кристо смеётся, отрицательно мотает головой. Оказывается он электросварщик. Приехал с женой–француженкой и сыном навестить родственников.
Докурив сигарету, Кристо предлагает пройти в отделение для некурящих, познакомить с семьёй.
Робость охватывает меня. Показываю, что стесняюсь своей одежды — не только куртка, но и рубаха промокла.
Кристо понимающе улыбается, встаёт, уходит.
И мне становится грустно. Ушел, не попрощавшись. Будто не возникло между нами мгновенного контакта. Которому, может быть, нет названия. Или я все это выдумал, нафантазировал? Как это часто бывало со мной в жизни.
Минут через пять Кристо Хесус возвращается. В руках у него синяя вельветовая рубашка. Жестами объясняет, что нужно немедленно переодеться.
Это возвращение для меня как удар грома. Я настолько ошеломлён, что даже не пытаюсь отказаться. Он помогает мне снять куртку, ждёт, пока я стяну старую и надену новую, сухую рубаху. Убеждается, что она мне впору, и лишь тогда подаёт руку, прощается:
