Второй подымает руку и кричит — Эй, половой!
Он пьёт водку малыми глотками. Закусывает мочёным огурцом и салом.
Второй опрокидывает чарку и наливает ещё.
— Не ухарствуй, — останавливает он его, — сегодня ещё работа.
— Ну да, — соглашается смущённо второй, — точно. Правильно.
Второй заказывает чаю с бубликом, и тянет тёмно-вишневый чай с сахаром.
Он допивает остатки в графинчике.
Пьёт, не хмелея.
— Ты возницу-то отпустил? — спрашивает он у второго.
— Ну да, — встревоженно отвечает тот, — а что, не надо было?
— Надо, надо, — успокаивает он, — всё правильно.
Второй снова краснеет.
Он смотрит на этого мальчишку, и чувствует, как внутри него всё холодеет.
Значит, он видит его в последние часы.
Сегодня мальчишка умрёт.
Ну что ж поделать.
Он допивает последние капли из чарки, надевает картуз.
— Пошли.
Они выходят из рюмочной, ловят извозчика.
— Сначала ко мне, — говорит он.
— Ага, — соглашается второй.
Дома он забирает с собой саквояж.
— Вот теперь поехали, — говорит он, усаживаясь в ждущие дрожки.
— Хорошо, — говорит второй.
Краем глаза он видит, что пальцы второго дрожат.
Ночь опускается на город.
Они прождали два часа, сидя в соломе сарая, дверь которого взломали.
И вот — закрываются двери в конторе, которая нужна. Выходят служивые, и сторож замыкает замок.
Они ждут ещё полчаса.
— Нормально, — говорит он. — Пошли.
Они подходят с заднего двора. Он вынимает из саквояжа связку отмычек, аккуратно исследует жёсткое стальное нутро замка.
Вот оно.
Он аккуратно нажимает тут, тянет там.
Щелчок.
— Пошли, — одними губами шепчет он второму и проскальзывает в дверь.
В руке его наган.
За его спиной шорох.
Он оборачивается, и видит второго, которого колотит от возбуждения и страха.
Он прижимает к губам ствол нагана — молчи.
Второй нервно кивает.
Они крадучись проходят коридор.
Дверь в его конце приоткрыта, оттуда падает свет и доносится лёгкий храп.
Он чуть толкает её стволом нагана.
Петли издают ленивый скрип.
— А, что? Кто здесь?!
Он распахивает дверь и всаживает в грудь полусонному сторожу две пули.
Сторож отлетает к стене, ржавое ружьё падает из его рук, кровавая нитка слюны тянется на грудь.
Тело полусидит на соломенном тюфяке.
— Ой… — и звуки рвоты.
Блюёт второй, держась за дверь, и петли скрипят в такт желудочным схваткам.
Наконец второй разгибается, утирает рот рукавом.
— Не ссы, малец, — говорит ему он, — пошли к шкафу.
— Д-да, — отвечает второй, — п-пошли.
Они взламывают деревянный шкаф, сорвав с него ломиком амбарный замок, и засаленные дверцы открывают им мешки с монетами и пачки ассигнаций.
