Мы строим мосты, чтоб добраться посмертно
Туда, куда разум не торит тропу.
Он остановился. Положил ручку и прижал к лицу испачканные чернилами пальцы.
Понимание поражения заполнило его, затопило целиком — заменило кровь, наполнило лёгкие, мышцы, кости, череп какой-то странной, приторной, словно веселящий газ, горечью.
Он открыл глаза.
Поглядел в ночь.
Город под ним тихо мерцал огнями.
Ему вдруг стала отвратительна тишина.
Он встал, вышел на балкон.
Ветер овеял его лицо прохладным дыханием моря, от дрожащих городских огней донеслись размытые звуки румбы.
С рейда донёсся рёв уходящего корабля.
Он сжал в горсти ворот рубахи и потянул его вниз.
Стукнула по металлу балконной решетки отлетевшая костяная пуговица, отскочила и беззвучно канула в уютную тёмную бездну двора внизу, наверное, упала в цветочный куст.
Он глубоко вдохнул, наслаждаясь прохладным дыханием ветра, вдохнул несколько раз, глубоко, пока лёгкие не начали слегка ныть, а в голове на просветлело.
Прошелестело, и мимо него с балкона канули вниз несколько бумажных листков.
Словно своенравные летучие мыши, выбирая самый причудливый путь в прядях ночного ветра, они понеслись в направлении моря.
Он усмехнулся. Обернулся, поймал рукой рвущуюся наружу тюлевую занавеску, и вместе с ней покинул балкон.
Закрыл ручку, положил её на стопку чистой бумаги, не хранящую даже мятого следа от движений пера.
Улыбнувшись, он надел шляпу и вышел из комнаты.
Спустился по раскинувшейся широким крылом лестницы вниз и вышел в ночь, туда, где звучала румба.
Ветер доносил до него плеск волн и запах водорослей.
Достав из кармана серебряную фляжку, он сделал пару глотков граппы.
Когда он оторвался от горлышка, вокруг мягко гудели звуки, отражённые от камней стен и булыжников мостовой.
Одуряюще пахла магнолия.
Шумели волны, обрушивающиеся на галечный пляж. Шипела рождающаяся от этого союза серо-белая пена.
Он стоял на холме, и ветер трепал его старую сутану, вытягивал в нить верёвку-пояс, вбивал в просмоленную мешковину и выгонял обратно пламя факела.
— И да отпустятся тебе грехи твои, несчастный. Упаси, Господи, душу грешника сего.
Он махнул рукой, и отпущенный факел пролетел и рухнул в груду плавника, сложенную под столбом казни.
Пламя взметнулось и поглотило в гудении звериный вой прикованного.
— Прими, Боже, душу раба Твоего, да очистит её страдание сие, и да не ввергни его в геенну вечную.
Пальцы его дёргались, пропуская сквозь персть зёрна чёток.
Смрадное пламя гудело, подкрашенное на концах языков жирной сажей.
