— Excuse me, excuse…[101] — повторял Янис, беспомощно улыбаясь.
Артур положил ступни его ног в несвежих носках себе на колени и начал жёстко массировать указательным пальцем внешние края стоп по всей их длине. При этом он время от времени ободряюще кивал Янису, ибо не знал, как по–английски будет «потерпи».
За этим занятием его и застала Лючия. Переводя дыхание, молча встала на пороге. За ней возвышался и Дмитрос.
— Moment, — сказал им Артур.
Кончив массировать точки на стопах, жестом попросил морячка подняться, повернуться к нему спиной, встал сам и начал насыщать энергией весь позвоночный столб, после чего попросил Яниса пройтись, сделать несколько шагов. Тот с опаской прошёлся. Сказал:
— No pain! Back is good![102]
Лючия обернулась к Дмитросу, что‑то спросила по–гречески. И, когда он ответил, решительно повела Артура по лестнице вниз за стойку бара, где находилась мойка с двумя кранами горячей и холодной воды, указала на кусок мыла.
И пока под её присмотром Артур тщательно мыл руки, Янис, к его досаде, появившись на вершине лестницы, как какой‑нибудь актёр, поведал сидящей внизу публике о только что происшедшем исцелении. Хотя рассказ шёл на греческом, о его содержании догадаться было нетрудно, так как чуть не через каждое слово повторялось «Артурос».
Они вышли из бара, уже садились в машину. Янис выбежал вслед, стал совать деньги — пачку пятитысячных купюр.
— Охи, — отказался Артур.
— Ты поставил его в недоумение, — сказала Лючия, когда машина тронулась с места. — «Никаких услуг без оплаты» — вот что создало всю западную цивилизацию, только это написано на её знамени…
«Фиат» катил по набережной под зажжёнными фонарями, мимо широкого окна дешёвой кофейни, за которым сидели у столиков старые рыбаки, глядя на светящийся экран телевизора. Потом свернул на главную улицу, ведущую вверх на хребет, где кончался город и начиналось шоссе.
— Где рука? — спросила Лючия. — Почему нет на месте?
Артур с недоумением взглянул на её лицо, по которому бежали тени домов и деревьев, отблески фонарей.
Она взяла его руку, положила себе на колено.
РОССИЯ
Прошло два годи после убийства батюшки.
Однажды звонит человек из нашего подмосковного прихода. Рассказывает:
— За неделю до гибели он вас искал. Дал мне номер вашего телефона, просил звонить днём и ночью.
— Невероятно. Он знал, что я на месяц уехал из Москвы. У него ведь прекрасная память.
— Просил звонить. Днём и ночью. Ему срочно нужно было с вами встретиться. Я звонил. У вас никто не отзывался. Я приехал в храм, спросил — в чём дело, не могу ли чем помочь? Батюшка сказал: «Да хотел попроситься ночевать у него, когда вечерами выступаю в Москве».
