Она обернулась. Теперь на ней был синий пиджак с золотыми пуговицами, под ним блузка с высоким воротом, синяя юбка до колен.
— Не хорошо, — нахмурилась она. — Идём тогда вместе. Приехал Филипп и его жена Поппи.
«Будто я знаю, кто такие, — думал Артур, спускаясь вслед за Лючией. — Господи, не дай мне полюбить эту женщину. Пусть будет, как она решила…»
Дверь в гостиную была распахнута. В глубине её у широкого окна между диваном и тумбочкой с телевизором пожилой человек устанавливал в кадку с песком темно–зелёную сосенку. Ему помогала невысокая седая женщина. Тут же с включённым в сеть гудящим пылесосом вертелся мальчик — убирал мусор.
— Кукинарес! Сосна! Эвхаристо! — обрадовалась Лючия. Она расцеловалась с прибывшими, представила им своего гостя: — Кириос Артурос.
Те, как ни в чём не бывало, торопливо закивали, никак не выказывая своего удивления тому, что видят здесь постороннего мужчину, да ещё в домашнем тренировочном костюме. Только мальчик неприязненно глянул глубоко утопленными глазками.
Когда сосенка была, наконец, установлена, седая женщина, которую, оказывается, звали Пенелопой, а сокращённо — Поппи. увлекла всех на кухню, где на полу стояли плетёные корзины с яйцами, овощами, а на столе — блюдо с уже нарезанными отбивными.
Лишь во время завтрака Артур понял, насколько он проголодался. Делала салат Поппи, хлопотала у плиты Поппи, подкладывала всем лакомые кусочки Поппи. Почему‑то она уделила Артуру особенное внимание — порой своими руками брала с блюда маслину или кусочек нежной малосольной брынзы, вкладывала ему прямо в рот.
Видимо, здесь, в Греции, это считалось большой честью, признаком особого уважения к гостю.
Муж Поппи, Филипп, оказался бельгийцем. Грузно перегнувшись через стол, он поставил перед Артуром банку чёрного пива «Гиннес», сказал:
— I know you. You are a Russian writer and a fisherman, aren't you?[66]
— Yes, — улыбнулся Артур. Он заметил, что Лючии приятно это оказываемое ему внимание.
Хотя разговор вёлся на греческом, Артур понял: Филипп и Поппи, живущие где‑то на другом конце острова, являются дедушкой и бабушкой этого мальчика, которого звали Микаэл и за которым они приехали.
Микаэл с аристократической тщательностью орудовал ножом и вилкой и при этом не сводил с него недоброжелательного взгляда. «Ревнует», — подумал Артур.
Поппи сварила и подала в чашках пенистый кофе «капучино». К кофе был нарезан домашний пирог, начинённый свежей клубникой.
Они начали говорить о каком‑то отеле, какой‑то ферме.
