Стукач потребовал от отца молчания, угрожая, в случае
невыполнения своего требования, пересажать всю отцовскую
семью. Свои угрозы стукач сопроводил словами: «Я не человек, я
труп». Все это я узнал от своего отца, когда мне было 15 лет.
Имени стукача отец никогда не называл мне, вероятно, опасаясь
за меня. У меня есть основания полагать, что это столкновение
произошло не позднее середины сентября 49 г. (См. Приложение
1, письмо моего отца И.Л. Кушнеровой от 19 сентября 49 г.)
Судя по всему, столкновение отца со стукачом не обошлось без
последствий. Об этом свидетельствует другое письмо моего отца,
которое он написал И.Л. Кушнеровой спустя два месяца – 19
ноября 1949-го года. Я процитирую здесь это письмо почти
целиком, сохраняя орфографию и пунктуацию:
* См. интервью с И.А. Барсовой в сборнике «Оркестр»; М., 2002, с. 17.
* См. Есенин-Вольпин А.С. Избранное. М., 1999, с.9.
«Внешне дела у меня без видимых изменений. Внутренне же
повидимому должно уже что то сдвинуться с места, хотя я сам
это ещё не ощутил. Вероятно в понедельник я впервые услышу
хоровую репетицию. Оркестровые назначены на 27 ноября.
Первое (и вероятно последнее) исполнение назначено на 30
ноября. Дирижер Гаук, солисты Янко и Лисициан. Впрочем
солисты под сомнением, я их еще не видел.
Состояние у меня по-прежнему скверное, даже еще хуже.
Есть у меня предчувствие, что я на грани и если в ближайшие
дни ее благополучно миную, то буду с тобой, если же
...
нет, то прощай навеки. У меня так называемый распад нервных
тканей (клеток) Молись за меня. Быть может выживу. »*
Уверен, что выделенные мною строки письма написаны
эзоповым языком и повествуют не о послеоперационном
осложнении, а об ожидании ареста в ближайшие дни. (В
сталинские времена было бы безумием писать об этом прямо.)
Моя уверенность основана на том, что ни в предыдущем письме к
И.Л. Кушнеровой (от 14 ноября 49 г.), ни в последующем (от 24
ноября 49 г.) отец не пишет о своем здоровье ни слова.
Впоследствии И.Л. Кушнерова согласилась с моей
интерпретацией процитированного письма. Она вспомнила, что
когда получила его, сразу подумала, что мой отец боится ареста.
* * *
С.С. Виленский так комментировал мне это письмо:
«Вашему
отцу, видимо, предлагали сотрудничать, причем он интересовал
«органы» как человек, вокруг которого собиралось
интеллектуальное общество. Однако он, человек независимый и
гордый, отказался, да так, что они почувствовали себя
уязвленными, оскорбленными. То, что впоследствии по делу Веры
