— Почему я должна тебя ждать? И вообще — почему мы по любому поводу должны встречаться? Ты что, не мог нормально написать, что там нашла Лилу? — Тут ее посетила еще более логичная мысль. — И почему она сама мне не написала?
— Не знаю. Кажется, она тебя побаивается.
— Лилу? — Мири удивленно вскинула брови.
— Ну да… Ты такая активная, а она очень хрупкая и не любит шума и резких движений. Не очень хорошо ладит с новыми знакомыми. Потом она попривыкнет, но пока…
Мири старательно удерживала на лице скептическую гримасу, но Анри, похоже, искренне верил в хрупкость и робость своей названой младшей сестрицы. Надо же, наивный какой, почти с жалостью подумала Мириам. Она-то сразу поняла, что девочка очень себе на уме, и неприязнь ее почувствовала. Ну да бог с ней.
— Давай-ка вернемся к нашим делам…
— А обед? Позволь хоть сперва заказать, — он уже уткнулся в меню. — Вот мне это, это и вот это.
— Не треснешь?
— И не надейся. — Дождавшись, пока официант отойдет, Анри понизил голос и сказал: — Лилу выяснила, куда продана книга.
— Ну?
— В Россию. Какому-то коллекционеру. Фамилию я записал.
— Точно?
— Не совсем… Аукцион велся под номерами, т. е. каждому покупателю был присвоен номер, и имена в Интернет не попали. Но Лилу — она гений, я же тебе говорил! — нашла переписку, которая велась перед аукционом. Там и участников-то было всего ничего — трое. Короче, она практически уверена, что книга в России.
— Ага, — Мири отложила палочки. — Ну, мне все равно лететь в следующем месяце, так что я постараюсь найти повод заглянуть к этому коллекционеру. Пришли мне на почту имя и все, что Лилу удалось раскопать.
— Не так быстро, сестрица. Я поеду с тобой.
— Куда? — она удивилась. — В Россию? Зачем? Мешаться под ногами?
Анри нахмурился, его голубые глаза словно посветлели еще больше.
— Кроме того, если «Мудрецы» следят за мной, то это вызовет их подозрения.
— Не вызовет. Как раз я могу стать идеальным прикрытием для всех твоих поисков и расспросов. Мы будем делать вид, что ищем не книгу, а людей. Будем искать моих родственников.
— Каких родственников? — опешила Мири.
— Ну каких… Кровных, — юноша вдруг недобро оскалился. — Родственников Андрея Бронницкого.
Мири даже не сразу поняла, что последние слова он произнес по-русски. А когда поняла, вытаращила на него глаза и почти испуганно спросила:
— Ты что, русский?
— Да.
— Но… но как же?
— Дело было пятнадцать лет назад, — теперь она расслышала, что в его русском языке уже сквозит небольшой акцент, скорее интонационный, но все же заметный. — Девяносто седьмой в России был не самым счастливым годом. Мне было семь, и я искал еду по помойкам. Отец умер. Мама… ее так и не нашли. Оформили как без вести пропавшую, а меня разрешили отдать на усыновление. Пока длился сбор документов и прочая волокита, савта заплатила какому-то начальнику, и он разрешил мне временно пожить в семье, чтобы не попал в детский дом. Не помню, кто они были… Милые люди, имели какое-то отношение к программе усыновления. У них было двое своих сыновей, и больше всего мне хотелось, чтобы они и меня взяли к себе…
