– Васька!
Я не смог выдавить из себя никакого ответа. Бежал к отцу, пока не запнулся о какую-то проволоку. Растянулся на земле и буквально носом уткнулся в еловый венок.
– Я здесь, пап! – Это сказалось само, в обход головы. Я все еще валялся на земле, уставившись на еловые лапы, переплетенные грязной лентой. На обочинах много таких венков. Без имени, без фотки и даты. Но тогда, лежа на пузе в двадцати метрах от перевернутой машины, я точно знал, кому повесили этот. Похоже, не в этом году дело было: вон как все вокруг заросло.
– Васька, жив? Ты как здесь?!
– Вышел.
Отец сгреб меня в охапку и так держал долго-долго. Я даже успел кое-как осознать произошедшее и заодно изучить лицо водителя фуры. Он стоял в шаге от нас, курил и деликатно отворачивался, что-то бормоча под нос. Вроде не пьяный, а вот не заметил машины, мигающей аварийкой…
– Посидите у меня в кабине, пока дэпээсников ждем. – Голос у него был молодой. А на вид не скажешь. Я бы дал ему лет сорок.
Отец что-то пробубнил в ответ. Я так понял, что он согласился, и побежал вперед, бросив: «Мне нужно позвонить!» Отец еще кричал что-то из-за спины типа: «Осторожнее там», – а я уже отыскивал номер Кита. Ну и что, что ночь! Мое дело не терпит.
– Где пожар на этот раз? – Голос у него был не сонный, уже хорошо.
– Я у тебя сверточек забыл в трениках.
– Видел. Там что-то бьющееся? Я долбанул нечаянно, извини. – Он говорил об этом так спокойно, как будто там и правда дурацкая глиняная поделка. Кривая чашечка маме на Восьмое марта. Детский сад, вторая группа, Вася К.
– Что ж ты!.. Не выкинул хотя бы?
– Не, в тумбочке лежит.
Уже хорошо.
– Сделай одолжение, разверни сейчас и посмотри, что там конкретно отколото.
– Тебе делать нечего?
– Кит! Я тебе все объясню при встрече. Не телефонный разговор. Просто сделай, не спрашивая зачем.
В трубке послышалось шуршание, Кит разворачивал сверток. Я замер, как у врача на осмотре.
– Что за дрянь?!
– Конкретнее, Кит, конкретнее!
– Да почти пополам разломлено… Держится на одном корешке… Это что, кукла вуду, что ли? С волосами…
Я так и присел, где стоял. Представил себе смерть под колесами фуры. Груженая – сорок тонн. Да мне бы и одной за глаза хватило…
– Ты что, веришь в эту фигню?
– Потом, Кит. Я хочу, чтобы сейчас ты потихонечку нагрел ее в сушилке и слепил, как было. Только очень осторожно, лады?
– Ты чего, Котяра, совсем спятил? Ночь на дворе! Да хоть бы и день…
– Кит! Сделай, что просят, а? Объяснения потом.
