* * *
По возвращении в гостиницу первым Рыскину попался измученный допросами и протоколами ассистент режиссера. Отправив посыльных за Зымариным и Шнайдером, следователь решил пока сам побеседовать с нечаянным свидетелем кражи. Для этого он завел того в комнату отдыха, превратившуюся на время разбирательства в рабочий кабинет. Или комнату для допросов. В разное время по-разному.
И верно решил. Как только за Вилиным закрылась обитая светлыми рейками дверь, тот решительно приблизился к столу, на котором принялся раскладывать свои протоколы Валентин, и вполголоса заявил:
— Товарищ следователь. Я, конечно, понимаю, что для вас я — один из подозреваемых. Но прошу меня выслушать. Мне кажется, что это очень важно…
Рыскин с интересом поднял на него бесцветные глаза в обрамлении таких же ресниц:
— Ну, ну. Продолжайте. Я вас внимательно слушаю.
— Дело в том, что несколько недель назад я случайно стал свидетелем крупной ссоры между… — Тут Руслан несколько замялся и нерешительно закусил губу. — Между продюсером и режиссером.
— Вы имеете в виду господина Зымарина и господина Шнайдера?
— Именно.
Следователь сложил руки одна на другую и, подавляя зевоту, уточнил:
— И что тут такого?
Вилин совершенно потерялся, не зная, как объяснить свои подозрения.
— Понимаете, речь шла о каких-то крупных деньгах. Они кричали друг на друга и даже угрожали…
— Вот как? И вы думаете, один из них исполнил свою угрозу, чтобы насолить другому? Украл отснятые материалы?
— Вот именно! — облегченно выдохнул Руслан, обрадовавшись такому скорому пониманию.
— Что ж, — согласился Валентин. — Версия интересная, спасибо. Кстати, Руслан Алексеевич, когда вы последний раз виделись с гражданином Пальцевым?
— Пальцевым? — переспросил Вилин, пытаясь сообразить, о ком идет речь. — Погодите… А! С Петровичем, что ли? Так… дня три назад, по-моему. Он нам технику кое-какую чинил. А что, он тоже как-то в этом деле замешан?
Следователь неопределенно пожал плечами:
— Как знать… Вы вот что, Руслан Алексеевич, идите пока. Если понадобитесь — я вас вызову. А если еще какие-нибудь соображения возникнут — милости прошу, всегда рад выслушать.
Едва ассистент скрылся за дверью, как она тут же с грохотом распахнулась, и в комнату отдыха ввалился режиссер. Выражение его помятого бессонницей и нервным напряжением лица добродушной беседы не предвещало. Он был небрит, голоден и зол, как сто чертей. Из-за его спины выглядывал немецкий продюсер, успевший выкроить минутку, чтобы привести себя в относительно приличное состояние. По крайней мере, волосы его были причесаны, усики не топорщились в разные стороны, а щеки отливали свежевыбритой синевой.
