Скрипнула створка ворот. Мастер вздрогнул и резко обернулся на звук. Но ничего не увидел. Бросив все, дошел до входа — никого. Выглянул на улицу. Там тоже хозяйничали только ночь и свежий ветерок, видимо, и послуживший причиной тревожного звука. Механик вдохнул полной грудью, посмотрел на небо. Звезды умиротворенно подмигивали ему с высоты. К сожалению, их спокойствие не спешило передаваться человеку. «Нервы, — подумал Петрович, возвращаясь внутрь. — Черт бы их побрал!»
Рассердившись на самого себя, он схватил подвернувшуюся под руку щетку и принялся с остервенением выметать и без того чистую поверхность слесарного верстака. Жесткая щетина впивалась в щели и трещинки, выдирая оттуда металлическую труху и грязь, деревянная ручка жалобно поскрипывала от слишком крепкого нажима. Стало немного легче: монотонная работа отвлекала от тревожных мыслей. Это Петровичу понравилось. Он приободрился и глянул на часы. Почти полночь.
С улицы снова донесся собачий лай. На этот раз это была не просто перекличка: судя по сердитым интонациям, лохматых стражей кто-то потревожил. Механик замер с щеткой в руках, настороженно вслушиваясь в добиравшиеся до мастерской звуки. Сердце его забилось чаще, кровь прилила к вискам: со стороны райцентра приближался мотоцикл.
Неожиданно для самого себя Петрович вдруг отложил чистящий инструмент и, дотянувшись до ящика, извлек оттуда увесистый молоток. Прикинул его в руке — не пойдет. Слишком тяжелый, а значит — неповоротливый. Бросив его на место, он примерился к монтировке. Плоская стальная палка удобно легла в ладонь. Оставшись довольным, мастер положил ее на верстак, чтобы была под рукой, и прикрыл ветошью.
Мотоцикл приближался. Слышно было, как его водитель сбрасывает газ и притормаживает, чтобы свернуть к воротам мастерской. В ночи громко зашуршал гравий под колесами, вслед за чем наступила тишина.
Механик, заметавшись поначалу по цеху, внезапно успокоился и с деловитым видом принялся примерять на вал шестеренку, словно все последнее время только этим и занимался. К гаражу приблизились неторопливые шаги. Петрович покосился на створку ворот, которая мелко затряслась от осторожного стука.
— Не заперто! — отозвался он, чувствуя, как в горле пересохло от волнения.
Тяжелая, обитая миллиметровым железом дверь с еле заметным скрипом отодвинулась в сторону, и на пороге показался Громов, одетый в черные джинсы и кожаную куртку с крупными металлическими крюками вместо пуговиц.
