Все поняли — «Ухарь».
Вдруг случилось то, чего никто не мог ожидать. Кучум вскочил, вцепился здоровой рукой в одну из винтовок, стоящих у коника, и медленно, с огромным усилием, попробовал поднять ее над собой, чтобы ударить Федора. Но… винтовка выпала у него из рук. Он зашатался и грохнулся на пол замертво.
Все молчали. Федор медленно вышел из избы. Он внутренне уважал последний безнадежный порыв храбрости непримиримого врага.
…Наступила зима. При первых морозах убили последних двух бандитов прямо на печке, сонных. Остался один Игнат Дыбин. Скрывался неизвестно где. Уже не дрожали жители Паховки от ужасов убийств и грабежей, прекратились пожары. Вечерами зажигали лампы в избах, не боясь, что на огонек заявятся незваные гости. Жизнь потекла своим чередом.
Самоохранщики сдали оружие и занялись своим всегдашним делом. Переделили землю полосками, с бурьянами на межах. Мощный чернозем, искромсанный межами, засоренный, запущенный, оставался таким же.
Только Федор не сдал винтовку. Он хотел покончить с Дыбиным сам, без правосудия. Но Дыбин хитер. Федор знал, что иногда Игнат бывает у отца, а не мог укараулить бандита. Знал и Ефим, что Федор не бросит этого дела, поэтому и не велел являться в дом. Но Федор все чаще и чаще заходил и требовал:
— Не поможешь поймать — расскажу в волости.
— Донесешь — пожалеешь! — угрожающе ответил отец.
— Не пугай ты меня, — сказал Федор, ухмыляясь.
— Куска хлеба не дам. В дом не пущу!
— Не требую хлеба, — продолжал тем же тоном Федор.
— Ух! — заскрипел Ефим зубами. — Кто Ухаря придушил?
— Та-ак. Ну прощевайте, Ефим Андреевич.
Зинаида заплакала, всхлипывая. Миша подошел к брату и смотрел ему в глаза снизу вверх. Миша не хныкал. Он плакал так, как плачут иногда взрослые мужчины, сильные духом: лицо будто спокойно, а слезы текут горошинами.
…Ночью Федор вырыл во дворе яму, засыпал винтовку сухой мякиной, а потом землей.
В Паховке делать нечего. Получать надел земли и жить одиночкой — бесполезно: лошади нет. А кроме как на земле, нигде не заработаешь. Есть хлеб Андрея Михайловича становится стыдно. И еще мысль: нельзя же жить с отцом вот так, врозь. А вместе жить невозможно.
И ушел Федор на заработки.
Глава пятая
Прошло два года. Канула в прошлое кучумовщина. Лишь один холм на горе, за селом, где зарыто несколько бандитов, напоминал о былых в Паховке днях.
Хотя и в мирную колею вошло село, но беспокойства все-таки много. Новое и непонятное появлялось с каждым днем.
