— На рассвете трое бандитов рыскали по степи. Кого-то ищут. Мы сразу и уехали, пока лошади целы.
— А тебя кто-то ночью спрашивал.
— Кто? — насторожился Федор.
— Не сказал. Спросил и ушел. Голос-то вроде похож на Андреев, да ведь я его вряд ли узнаю — давно не видала.
— Нет, не он, — сказал Федька. — Его вчера видали; проскакал в волость. — А в мыслях решил: «Он. Значит, жив».
— Ну садись, выпей парного молочка, — предложила мать.
Федька сел за стол и увидел на лавке, рядом с собой… кисет. Гараськин кисет! Он резко встал, смахнул кусок хлеба со стола и выбежал из избы.
Мать недоумевающе посмотрела ему вслед. Потом подняла с пола хлеб, положила его на стол и только тогда увидела кисет. Она всплеснула руками и тихо заплакала. Заплакала над тем, что брошенная, с детьми женщина должна отречься от жизни, а она вот не сумела, не осилила себя; заплакала от жалости и любви к детям. Плакала тихо, без всхлипываний, о погибшей своей жизни.
Федька вышел во двор. Он злился на все: на избу, на курицу, что хлопотливо и надоедливо вертится перед глазами. На все! Прошел на гумно и лег около канавы.
Перед глазами голубое небо. Небольшие белые облачка плыли чуть заметно. Солнце начинало пригревать. Невидимо, в необъятной высоте, зазвучал колокольчиком жаворонок.
— Погодите: приедет отец! — сказал Федька.
Кому он так сказал? Никому. Себе сказал.
«Что же это отец-то не едет?.. А какой мой отец: как у Витьки или как у Володьки? Нет, наш другой — черный, говорят…»
Заснул Федька около канавы, подставив лицо солнцу.
До семнадцати лет Федька прожил без отца. Правда, видеть он его видел, но был в то время пятилетним и помнит плохо. Слышал, что у него своя слесарная мастерская, что изредка присылает матери деньги, как подачку нищему, а ее не любит и жить с ней не хочет: сам живет в городе богато, и рабочих-батраков пять человек, а семья здесь в бедности.
Спал Федька и увидел во сне, будто летел с колокольни, а рядом с ним отец. Оба такие легкие-легкие. Отец полетел быстрее. Нужно было его догнать обязательно, иначе он разобьется. Если Федька догонит, то снова будут легкие и не разобьются. Но руки, которыми он махал как крыльями, отказывались работать. Вот и земля! Ужас охватил Федьку — страшно за отца. «Папашка!» — закричал Федька и проснулся. Под глазами мокро. Внутри обида. И стал он снова смотреть в небо. Теперь ему захотелось полететь вверх. Нарочно не оглядывался по сторонам, чтобы не видеть траву, и от этого казалось, что к небу стал ближе.
