Андрей не стал заезжать домой — знал, будет погоня. Он поскакал прямо в волостное село Козинку. Приближаясь к волости, поехал шагом. «Вот тебе и земля, — думал он. — Не дают. А что сделаешь один? Убьют».
У волисполкома он привязал коня к коновязи, погладил, по-хозяйски пощупал бабки и вслух сказал:
— Хороший конь!
В дверях часовой в гражданском спросил:
— Откуда?
— Из Паховки.
— По какому делу?
Андрей замялся.
— Ну? — уточнял часовой.
— Скажи: доброволец Вихров, из Паховки.
Часовой вместе с Андреем вошел в дом. В большом зале бывшего волостного правления, теперь волисполкома, неуютно и пусто. На полу валялись окурки и клочки бумаги. Все прокурено. Окна потемнели от пыли. Влево дверь — «Волкомпарт», направо — «Председатель волисполкома», прямо — «Канцелярия». В углу сено и солома: видно, люди здесь и ночевали все вместе, опасаясь налета. Часовой повернул налево и постучал в дверь. Из комнаты ответил густой баритон:
— Заходи!
— Товарищ Чубатов! Доброволец какой-то…
— Давай его сюда.
Андрей вошел, по-военному отдал честь, остановившись за три шага от стола, и доложил:
— Доброволец Богучарского полка, Вихров. Прибыл вчера из госпиталя, по чистой. Сегодня отнял коня у бандита и прибыл верхом.
— Стой, стой! У какого бандита?
— У Ноздри.
— У Ноздри! — воскликнул секретарь волкомпарта. — Да как же это ты?
Когда Андрей рассказал, секретарь несколько минут смотрел на него удивленно, а потом раскатисто захохотал:
— Ноздря!.. Васька-бандит с ума сойдет от матерщины… Умора! «Кувшин золота»! Самогонку сидит ждет, скотина!
Потом встал из-за стола и подошел к Андрею.
— Ну, будем знакомы: Чубатов Тихон. Садись.
Андрей рассматривал секретаря волкомпарта. Чубатов, уроженец Козинки, был матросом, уже несколько лет не плавал, но бескозырку с ленточкой продолжал носить. Вышитая кремовая рубаха была расстегнута и обнажала татуировку. Стоял он, расставив ноги, в черных брюках-клеш, широкий, среднего роста, прочно сбитый, и смотрел прямо на Андрея, как давно знакомый, улыбаясь округлым лицом. Глаза у него задорные и умные. Весь он казался каким-то спрессованным. Таких не собьешь с ног. Правду говорят: у матроса четыре ноги.
— Мамонтова бил? — спросил он.
— Бил.
— Очень хорошо. Краснова бил?
— Бил.
— Очень хорошо! Деникина бил?
— Бил.
— Оч-чень хорошо!!! — И он хлопнул Андрея по плечу так, что у того остро кольнуло в больном боку. — Вот, браток, теперь кучумов надо бить разных. И тогда — все. Как ты думаешь?
Андрей некоторое время не отвечал, а потом, как бы в раздумье, сказал:
