Наступила пауза, я пытался переварить то, что услышал. Неожиданно я поймал себя на том, что отношусь к происходящему серьёзно, а не как к дурному спектаклю, на который всё это сильно смахивало.
— Вы мою жизнь считаете счастливой? — спросил я, прерывая паузу.
— Я не считаю, я вижу. Живёшь ты безбедно, дочь у тебя, жена красавица. На передок, правда, слабовата, ну, да таких много. По курортам ездишь, по заграницам. Ешь вкусно, с бабами спишь вволю, на работе не горбатишься. Выпиваешь, я гляжу, сильно, да кто сейчас не пьёт? Что, скажешь, несчастливо живёшь, а?
— Да пропади оно пропадом, такое счастье. «Вкусно, вволю, не горбатишься», — передразнил я знахарку. — Разве в этом дело?
— А в чём же? В этом, в этом. Или, может быть, ты поменять хочешь? На ту жизнь, другую, что после разлома в сторону откололась.
— Хочу, — сказал я, глядя ей в глаза. — Куда прикажете идти менять?
— Да ты уже, считай, пришёл. Я твой обменный пункт и есть, если не передумаешь. Что ж, действительно, что ли, рискнёшь, парень?
Не знаю, что на меня в этот момент накатило. Я встал и со всей силы грохнул кулаком по столу чуть ли не у неё перед носом, но знахарка даже не шелохнулась.
— Банкуй, — выдохнул я ей в лицо. — Я меняю.
Я смотрел на Машу с минуту, потом пожал плечами, прошёл на кухню и сел за стол. Налил себе из початой водочной бутылки и залпом выпил. Закусил коркой хлеба, отдышался. Меня не оставляло назойливое и гнетущее ощущение, что всё это однажды уже происходило со мной и закончилось скверно.
Мы быстро поужинали. Ощущение дежавю всё усиливалось и под конец стало почти невыносимым.
— Пойдём, пора спать — сказала Маша.
Я встал. Я чувствовал, что сейчас натворю нечто ужасное, и это нечто будет уже не исправить.
Я двинулся к входной двери.
— Рома, не ходи, — встала у меня на пути Маша. — Рома, прошу тебя, не ходи!
Я отстранил Машу и вышел наружу. В окнах Катиного дома горел свет. Я посмотрел на часы: прошёл час с тех пор, как мне привиделась человеческая фигура во дворе её дома.
Я выскочил на Финляндскую. Быстрым шагом преодолел расстояние между домами. Пригнувшись, добрался до освещённого окна и заглянул в него. То, что я там увидел, снится мне в ночных кошмарах и по сей день.
Отвратительная волосатая туша нависала над распростёртой на полу окровавленной Катей. Её лицо оказалось повёрнуто ко мне — боже мой, что я успел прочитать в Катиных глазах!
