«И веет ветра вешнего дыханье,
Мудрец — кто пьет с возлюбленной вино, Разбив о камень чашу покаянья…
Омар Хайям»
Сам двор представлял собой мини-парк, с газонами, клумбами, фонтанчиками и массой декоративной растительности. Как видно, начальство не жалело средств, стремясь создать здесь атмосферу этакого райского уголка в восточном вкусе.
И еще тут было на удивление тихо и малолюдно. Ни какой тебе суеты и беготни, ни малейшего намека на бедлам, что царил на описанной Ильфом-Петровым киностудии города Черноморска. Таджикская «фабрика грез» была полной противоположностью «ильфо-петровской».
На проходной вахтер объяснил Максу с Лехой, как найти помрежа Кудимову..
Алла встретила их в наряде не менее ярком и экстравагантном, чем ее давешнее «выездное» одеяние — желтом с красно-черными вставками платье. (Желтый, очевидно, был любимым цветом помрежа).
— Мальчики, привет, — поздоровалась Алла, и, обращаясь к Трофимову. — Как молодая жена? Все в порядке?… Ну и чудненько. Будем работать.
Она провела приятелей в аппаратную, к звукорежиссеру Игорю Моисеевичу, оказавшемуся завзятым ворчуном и насмешником. Сразу же стал язвить:
— А-а, юные таланты. Милости просим. — Ткнул пальцем в Лехину гитару. — Умеешь? А чего умеешь? «Интернационал» можешь?.. Нет? «Марсельезу»?.. Тоже нет. Ну, «Катюшу», хотя бы… Слабо?
Говорок его сильно отдавал «местечковым» акцентом. К тому же, «эр» звукорежиссер не выговаривал совершенно. Трофимова так и подмывало сказать: «Могу „Семь сорок“ сыграть. Специально для вас». Сдержался. Лишь улыбался виновато.
За Леху вступилась Алла:
— Игорь Моисеевич, что вы пристаете к парню. Он играет, как умеет. И что умеет.
— Ладно, поглядим. — проворчал звукорежиссер. — Я оставлю вас на час. Пока интервью делайте…
Он поручил помрежа с Максом своему ассистенту, и удалился.
Алла не долго мучила студента. Прослушали вместе старую запись, кое-что поправили. Алла добавила пару вопросов об «альма-матер» Макса. Закончили как раз к возвращению Игоря Моисеевича.
Звукорежиссер предложил Трофимову спеть любой куплет.
Выслушал, поморщился.
— Да, не Бернес. И даже не Кобзон… Ладно, попробуем слепить из того, что имеем.
Леху усадили перед микрофоном, надели наушники.
— Начали, — отдал команду Моисеевич.
Леха запел.
— Стоп! — Оборвал его «звукореж». — Чего ты бубнишь себе под нос. Пой нормально.
Леха, с перепуга, стал орать так, что звякнули стекла.
— Стоп! Ты чего? Зачем вопишь, как зарезанный!? Давай снова…
