Рысин вопросительно посмотрел на окно, будто вопрошая именно у одинокого листика за стеклом.
— … а я…. — Степан не договорил, отрицательно мотнув головой.
— Ты хороший писатель. Очень хороший.
— Хороший, — Степан, как-то внезапно успокоившись, прямо посмотрел на него. — И издают меня. В прошлом месяце вышла книга, вторая должна выйти в конце года. Гонорар прекрасный. Так что у меня всё хорошо.
И протестующе поднял руку:
— И самое главное, я понял.
— Понял что? — с удивлением спросил Суров. Такого от Степана он не ожидал.
— А ни к чему не ведут эти наши разговоры на кухне. Народ не с нами, народ против нас.
«Белая гвардия», реплика старшего Турбина», — машинально подумал Суров, но ничего не сказал Степану. И тут же подумал о том, что в прежнее время обязательно сказал бы ему это.
Сознание того, что у него с Рысиным появилось это «прежнее время», когда было можно то, что стало нельзя сейчас, доставило ему почти физическую боль. Как и то, что Степан сказал это совершенно серьёзно, искренне, без их обычного юмора, тем более — стёба.
И Суров молча опрокинул рюмку, которую ему со словами «Лучше выпьем» налил Рысин.
3
Суров стоял на платформе опять на том же самом месте.
«Теперь уже навсегда», — подумал он.
Голые и чёрные ветки деревьев по-прежнему ломаной сеткой закрывали цепочку дач напротив — через пути — от него. Ниже, на уровне забора, такую же ломанную чёрную сетку формировали голые кусты.
Пока он был у Рысина, прошёл дождь и чёрные ветви деревьев и кустов стали ещё чернее от пропитавшей их сырости. Суров перевёл взгляд на дерево, растущее рядом с платформой и робко тянувшей поверх неё чуть покачивающуюся от слабого ветерка ветку. На ней, голой и чёрной, качались прозрачные капли.
В тишине звук электрички был слышен задолго до того, как она показалась из-за плавного поворота блестящего рельсами железнодорожного полотна.
Вагон остановился так, что двери разошлись прямо напротив Сурова, словно приглашая его персонально.
Он вошёл и сел у окна.
Вагон был практически пуст.
Но было шумно, потому что ехала молодёжь. Суров тут же определил, что — организованная. По рюкзакам, по компактному расположению, по более взрослому, чем остальные, субъекту, сидевшему с краю.
А когда разобрал слова песни, которую они довольно слаженно и с искренним задором распевали под две, умело и ладно звучащие гитары, все возможные сомнения о цели их поездки развеялись. «Дадим стране угля, и золота и газа. А если надо нефти — и нефти ей дадим…».
