Беличенко глубоко вдохнул ноздрями морозный воздух. Ветер дул непонятно откуда. Он то исчезал, то вдруг падал сверху, и тогда дым, подымавшийся над землянкой разведчиков, садился на трубу. И трудно было сообразить, с какой стороны доносятся звуки.
Часовой тревожно глянул на комбата:
- Слышите?
За немецкой передовой, молчавшей потаенно, возник рокот танковых моторов и далекое завывание грузовиков. При новом порыве ветра Беличенко явственно услышал эти звуки у нас в тылу. Ему даже почудилось осторожно приближающееся лязганье гусениц. Он подождал, пока ветер подует с немецкой стороны. И опять услышал танки.
- Наверное, пластинку заводят. Грамзапись,- сказал он часовому.- А вообще, черт его знает, могут быть и танки.
И, прислушиваясь к ночи, подумал: "Может, еще ничего и не будет?.."
Он хотел верить в это, но и сам он, и часовой - оба чувствовали, что позади немецких окопов происходит что-то.
Беличенко еще постоял, послушал, потом пошел к разведчикам. Кроме Вани Горошко и недавно сменившегося часового, здесь уже все спали. Горошко, навалясь грудью на стол, дописывал при коптилке третье по счету письмо. Перед ним стоял немецкий бритвенный прибор, слипшийся на сторону мокрый помазок торчал из алюминиевого стаканчика. Это недавно брился Богачев.
Сейчас он cпал, босые ступни его длинных ног с завязками кальсон у щиколоток торчали в проходе между нарами, у двери стояли хромовые сапоги со смятыми портянками, сунутыми в голенища.
В землянке густо пахло босыми ногами, сапожной мазью и цветочным одеколоном. А у двери ужинал среди ночи озябший часовой, сменившийся с поста. Держа котелок в коленях и горбясь над ним, он громко глотал, скреб алюминиевой ложкой по дну. Он покосился на комбата и продолжал есть.
- А ну, разбуди Ратнера! - приказал Беличенко ординарцу. Горошко, стоя, засовывал в туго набитый карман гимнастерки письма, сложенные треугольником. Недописанное осталось на столе.
"Здравствуйте, Клава! - прочел Беличенко.- Письмо Ваше, пущенное третьего числа, я получил. Клава! В настоящее время я нахожусь в Действующей армии, или, верное сказать, в рядах Вооруженных Сил. Клава!.."
Беличенко веселыми глазами посмотрел на ординарца.
Среди одинаково укрытых шинелями тел Горошко тормошил чье-то плечо:
- Сержант! Сержант!
А сам оглядывался: его смущало, что комбат читает письмо. Но Беличенко с интересом продолжал читать, перескочив через несколько строк:
"А во-вторых, так как годы мои еще полностью не ушли, то интересует меня, чтоб найти в жизни хорошего друга..."
