— На небо — ладно, — сделал вид что согласился, Гольдштейн, — а земля почему не принимает?
На это Кузину было нечего ответить, его представления о загробном мире ограничивались упованием на Рай после смерти, и иных исходов он не видел. Он промолчал, сделал вид, что занят картошкой, достал из кармана спичечный коробок с солью, посыпал, спрятал назад. Дым от костра беспрепятственно уплывал в небо, будто бравируя своей безгрешностью.
— Почему же я грешный, — вступился Птица за себя. — Я Родину любил, жил по правде, воевал без обмана и умер по-честному. Где здесь грех?
— Ты в Бога не веришь!
— Так нет же его, чего в него верить? — удивился Птица.
— Вот в том и грех.
Платонов не выдержал.
— Ты, Кузин, прекращай агитацию! Скажу вот Кольцову, что каламутишь, разлагаешь общественное мнение — только тебя и видели.
Кузин набычился. Резким движением ковырнул костер, выкатил еще одну картофелину. Ничего не сказал.
Гольдштейн скрутил козью ножку, протянул Птице.
— Что ты чувствуешь, Алексей, после смерти?
— Много чувствую разного. Чувствую правоту нашей войны, чувствую победу над фашистами — нескорую, но неминучую, чувствую горе по друзьям убитым и радость по живым людям, ненависть к врагам. Силу правды своей чувствую. Все важные чувства со мною остались, а лишнего больше не чувствую.
— Какого же лишнего?
— Голода, усталости, страха. Отчаяния, слабости, боли. Сомнений.
— Легко тебе, стало быть?
— Совсем легко. Кажется, взлетел бы сейчас, только ногами оттолкнуться посильнее — и в небо. Да держит что-то, не пускает…
— Грехи… — вставил Кузин, полушепотом.
— Не грехи, — сказал Гольдштейн. — Миссия.
— Какая-такая миссия?
— Предназначение. В мировой литературе такие случаи неоднократно описывались. Но они с диалектическим материализмом плохо сообразуются, потому считаются антинаучными и вредными.
Про диалектический материализм в колхозе рассказывал партгрупорг, но Птица тогда ничего не понял и потому не понял и сейчас. Однако загадка собственной одухотворенности волновала его, поэтому он слушал Гольдштейна.
— Обычно, — продолжал между тем Гольдштейн, — дух человека умирает вместе с телом. Что происходит с телом известно всем, а куда девается дух — загадка.
Гольдштейн говорил про Рай, но не хотел высказывать этого вслух, чтобы не совпасть в убеждениях с неприятным Кузиным.
— Но бывают случаи, когда от мертвого тела остается живой дух, называемый «привидением». Дух этот бесплотен и невидим. Он не покидает мир живых, пока не исполнит миссию.
