— Шейла, ты еще не ела. Поешь, может быть, подобреешь, — сказала миссис Эттербери.
— Идея! В Куперстауне есть ресторанчик. Не хотите пригласить меня туда?
— У мистера Лукаса, наверно, есть другие дела.
— Мама, мистер Лукас отлично меня понимает, а я — его. Это не значит, что мы с ним сговорились, просто у тебя на глазах ведется легкий флирт.
— Односторонний, — сказала миссис Эттербери.
— Не совсем, — сказала Шейла.
— У меня нет с собой денег, — сказал Янк.
— В этом доме избегают разговоров на такие темы, — сказала Шейла. — Мы думаем о деньгах, но не вслух. Считается, что моему отчиму неприятны такие разговоры. Это, конечно, неправда, но так принято считать… Впрочем, может, у вас действительно есть другие дела?
— Нет, никаких, — сказал Янк.
— Давайте возьмем большой автомобиль. Мой захромал, а машина вашего агента уж очень непрезентабельна.
Шейла села за руль, она молчала, пока они не выехали на куперстаунское шоссе.
— Хотите — верьте, хотите — нет, а я люблю наше поместье, но иной раз стоит только выехать за ворота, и я просто пьянею. Ужасно, когда человеку нечего делать. Если бы я писала или занималась живописью, мне было бы хорошо здесь.
— Даже в обществе вашего отчима?
— А, бросьте, Лукас. Вы прекрасно знаете, в чем беда.
— Знаю?
— Конечно, знаете. Он любит мою мать. По-настоящему любит. Но хочет переспать со мной. Я бы не прочь. Но тогда дороги сюда мне уже не будет. Пока мы цапаемся, мама знает, что у меня с Сеймуром ничего нет. Но если я пересплю с ним, тогда мне здесь больше не бывать.
— Почему вы зовете его Сеймуром?
— Он сам меня попросил. До того как я стала выезжать, я звала его папой, хотя и стеснялась, потому что мой настоящий отец был еще жив. Он умер, когда мне исполнилось четырнадцать лет. Он почти все время торчал в вытрезвителях или в сумасшедшем доме. Хорош, наверно, был молодчик, судя по всему, что я о нем слыхала, но мы с ним мало виделись. Потом, когда мне стукнуло восемнадцать, Сеймур предложил, чтобы я звала его по имени, а не папой. До меня не сразу дошло, а он, уверена, и вовсе не сознавал, что с переменой имени меняются и отношения. Он мне больше не отец, и, значит, кровосмесительства не будет.
— Приставал он к вам когда-нибудь?
— Нет, никогда. Только все говорит, что нельзя гулять по ферме в таком облегающем свитере. Мол, мужчины возбуждаются. Ну что ж, он тоже мужчина, и с ним мне так же опасно, как и с рабочими. Да ну, что его слушать! И на почту не буду ходить в балахоне.
