— Нет, Марк, вы все выразили.
— Ну ладно, идите снимайте грим, — сказал Марк актерам, и они разошлись по своим уборным.
Зена, чья уборная была рядом со сценой, осталась подождать Янка, занятого разговором с поздравлявшими его Эллисом и Марком. Но вот Янк вошел к ней. Он обнял ее.
— Не целуй меня, я еще не сняла грима, — сказала Зена, но прижалась к нему. — Ну, как я? Я сама знаю, я хорошо играла, но хочу от тебя услышать.
— Хорошо. Ты играла хорошо, — сказал он.
— На самом деле хорошо, — сказала она. — Знаю. Сама это чувствую. Но хочу, чтобы ты меня похвалил.
— Ты на самом деле была хороша.
— А ты слышал, как вызывали автора? — сказала она.
— Конечно, — сказал он. — Я же выходил на сцену, кланялся.
— Да, но я хотела знать, что ты сам слышал, что тебя не вытолкал из-за кулис Марк или кто-нибудь другой. Тебе надо было самому услышать, это очень важно.
— Ты так думаешь? А почему?
— Иногда ты бываешь такой странный, что у меня просто мурашки по спине. — Она села перед зеркалом и потянула бумажную салфетку из коробки. — Нам в театре платят не только деньгами, — сказала она. — Уж кому это знать, как не тебе.
— Я знаю. Прекрасно знаю.
— Поэтому и нужно, чтобы автор слышал, как его вызывают.
— Может быть. Но я, пожалуй, согласен с Марком. Сегодня спектакль актерский.
— Вот оно что! Раскланиваться ты будешь в Нью-Йорке?
— Нет, этого я не говорил, — сказал он. — И не надо мне было слышать «автора, автора» и выходить на поклоны. Знаешь, я таких вещей не одобряю. Напрасно я вышел. Мне было приятно, но я против таких вещей. Зачем автору выходить на сцену? Не место ему там. Если он вышел на премьере, тогда пусть после каждого спектакля выходит или совсем не показывается.
— Ах, успокойся. Такие мелочи делают театр тем, что он есть.
— Мне было приятно, но зря я так сделал. Я не хочу, чтобы театр завладел мною именно с этой стороны. Я хочу писать пьесы, но читать «Вэрайети» не собираюсь и обедать «У Сарди» тоже не буду. И не хочу, чтобы меня узнавали в вестибюле «Алгонкуина».
— А я, черт возьми, хочу, — сказала Зена, втирая крем в кожу. — Пусть говорят: «Посмотрите вон на ту маленькую шлюху». Но что бы ни говорили, а посмотреть все-таки посмотрят.
— Хочешь поквитаться со всей этой шатией? — сказал Янк.
— А как же! — сказала она. — Со всеми. С каждым стервецом, который мне хамил, или смотрел на меня сверху вниз, или отказывал в роли, когда я нуждалась, или зажимал пятьдесят долларов, если с ним не переспишь.
