— Значит, вы интересовались мной? Это обнадеживает.
— Профессионально, — поспешила уточнить она. — Мне хочется знать, на кого я работаю.
— Кстати, о вашей недоверчивости. Вы же поверили Филиппу Хансону. Почему?
— Минутная слабость, — ответила Тарн после очень короткой паузы. Она уже забыла ту выдумку. — Он был очень убедителен.
— Вероятно. — Каз скривил губы. — Вы своеобразно оделись в тот вечер, и ради кого? Ради человека, которого едва знали. Разумно ли это?
— Я одевалась не для него, — возразила она. — Я хотела произвести впечатление на тех, кто был на приеме.
— Вы преуспели, — сообщил Каз. И нахмурился. — Но я по-прежнему не понимаю, почему он направил вас к нам. Не думайте, что я жалуюсь. Но для меня это загадка. Вы не пытались разыскать его?
Тарн пожала плечами:
— Это было бы затруднительно. И теперь я отношусь к его поступку как к глупому розыгрышу.
— Если так, розыгрыш оказался удачным. Мы оба должны быть благодарны Филиппу.
— Оба? — Она удивленно подняла брови. — Думаю, это я должна быть благодарна ему. Как и женщине, которая родила ребенка и освободила для меня место, пусть временно.
— Это становится похоже на церемонию вручения «Оскара», — съязвил Каз. — Еще минута, и вы начнете благодарить родителей за то, что они произвели вас на свет.
Если бы она их знала… Если бы они не бросили ее… Если бы о ней не заботились чужие люди…
Вслух она поинтересовалась:
— Что в этом плохого?
— Ничего, — согласился он. — Просто благодарить его должен я.
Тарн отвернулась.
— Если это очередная шутка, — бросила она, — давайте прекратим все здесь и сейчас.
— Это только начало, — заверил ее Каз. — Но, я вижу, будет трудно доказать вам, что я говорю серьезно.
В этот момент подошел официант, чтобы забрать пустые тарелки, и предложил выбрать десерты, чем обеспечил Тарн передышку, в которой она нуждалась.
Странно. На самом деле ей хотелось одного: вылить остатки дорогого вина Казу на голову, назвать его бесчувственным обманщиком и выскочить вон.
Но это доставило бы ей лишь минутное удовольствие. А Каз посмеялся бы над выходкой капризной женщины, и все, кто был в ресторане, сочувствовали бы ему.
А она хотела, чтобы ему было так же больно, как Эви.
«Так и будет, — мысленно поклялась она. — Я этого добьюсь».
— Скажите, — спросил он, когда десерт был заказан, — есть ли в Нью-Йорке кто-то, к кому вы хотите вернуться?
— Почему вас это интересует? — Она отпила еще глоток вина.
— Потому что я должен знать, с чем мне предстоит бороться. Смущает ли вас служебная иерархия, или есть еще что-то или кто-то?
