Ее, брат, не проведешь, серьезная женщина!» Иногда перешептывались многозначительно: «Говорят, эта женщина любого мужчину за пояс заткнет! С плеча рубит!» И постепенно Ружа выделилась из общей среды, на ней, будто в фокусе, сосредоточивались взгляды всех. Ее поведение не могло быть иным, как только поведением серьезной женщины. Позволь она себе какую-нибудь вольность — фокус сместится. «Нет, Ружа Орлова не может так поступить! Ружа Орлова серьезный человек! Это исключено!» И взгляды всех с еще большим вниманием останавливаются на ее поступках, следуют за ней, словно лучи прожектора и, как отражение в зеркале, не пропускают ни одного ее жеста. Иногда ей хочется скрыться от этого света, исчезнуть, погасить «ореол», созданный людьми.
Оглядываясь на пройденный путь и анализируя свое поведение, Ружа видела, что особых оснований для ее возвеличивания нет. Да, она сдержаннее, серьезнее, а главное — настойчивей других. Но довольно ли этого, чтобы поставить ее в особое положение? В вечерней школе, где она училась, были более способные ученики, и все же учителя говорили про нее: «Очень собранная, внимательная, дисциплинированная!» И по неписаным законам сложившегося мнения охотно возлагали на Ружу разные задачи: организовать празднование Первомая, участвовать в мотогонках, нести знамя школы… Ружа бралась за все, как учили ее в молодежной организации, и все доводила до конца. И людям запомнилась ее настойчивость. Руже стали доверять, все чаще обращались к ней за содействием. «Достаточно ей вмешаться, и все наладится, она женщина серьезная», — таково было общее мнение.
С каких пор это началось? Может быть, передалось по наследству? Ее отец, работавший когда-то здесь же, на текстильной фабрике, был, как она слышала, весьма серьезный человек. Люди, рассказывавшие ей о тех временах, расхваливали отца, отзывались о нем с уважением и всегда подчеркивали это его качество, неуловимое, по ее мнению.
Он появился в их городе нежданно-негаданно, обосновался тут и в скором времени стал широко известен. Был он молчалив, сосредоточен, словно бы сердит на род человеческий. Он принадлежал к числу тех людей, которые много не говорят, не шумят, однако им уступают дорогу при встрече. Орлов не подавлял людей каким-то величием, но своей манерой общения с ними умел заставить считаться с собой. Он обладал необыкновенным свойством быть внушительным, даже не вступая в разговор. И за это его уважали. Рассказывали, что он обратил на себя внимание, впервые придя узнать относительно работы. Ему ответили, что работы нет, а он продолжал молча стоять у окошечка. Его прогнали от ворот, но на другой день он вернулся и прошел в фабричный двор, даже не взглянув на привратника. Прошел спокойно, как в собственные владения. А когда запыхавшийся старик догнал его и ухватил за пиджак, он вырвался и заявил: «Я Орлов, ты что, не узнал меня? У меня с фабрикантом особый разговор!» И проследовал в канцелярию, оставив озадаченного старика позади. Войдя в канцелярию, он снял кепку и спросил: «Можете ли вы потратить на меня две минуты своего времени?» Хозяин удивленно посмотрел на него. «Скажите раньше, как вы сюда попали?» — «В установленном порядке. Я Орлов. Вам уже докладывали обо мне». Дабы не заподозрили, что у него склероз, хозяин хмуро проговорил: «Да, да, припоминаю. О работе идет речь». Орлов чуть склонил голову, не промолвив «да». Это было в его характере. Он стоял неподвижно возле стола, прямой, как столб. Фабрикант мямлил насчет безработицы, досадуя, что к его особе допустили какое-то безвестное ничтожество, но не мог выбросить его из канцелярии. Орлов продолжал стоять, беззвучно кивая головой. А когда фабрикант умолк, сделал вывод: «Значит, завтра я на работе». Хозяин нажал звонок. Вошел полицейский. «Выведите этого господина! И в другой раз пусть меня предупреждают, когда…» Он не договорил, потому что Орлов, поклонившись, покинул комнату прежде, чем полицейский шагнул в его сторону.
