Ужасный день!
Мало того, что его оскорбил какой-то пакостник, так еще и милиция, родная милиция, заступница народная, упование его и надежда, и та осталась глуха и безучастна к его просьбе! Все смешалось на белом свете! Проходимцу, негодяю, фашисту, извергу легче намарать разные глупости на памятнике в парке, чем тебе добиться того, чтобы справедливая просьба была услышана и принята во внимание…
Нет, господа, не бывать этому! Ваш номер не пройдет!.. Кошка перебежала вам дорогу!..
Он снова взялся за трубку и набрал номер «Балканской звезды».
— Альо-о! Кто это? Мне нужна Ружа Орлова!
— Я у телефона.
— У телефона? — оживился старик.
— Да, дедушка Еким. Что ты хочешь?
— Так это ты, Ружка?
— Я, дедушка Еким, я самая.
— Ха, как же это ты сразу меня узнала?
— Да кто тебя не узнает! Ты человек знатный!
Усы его опустились к трубке — не любил он лести и все же испытал удовольствие, особенно после унизительного разговора с милиционером. И он сказал тоном обиженного ребенка:
— А я уж думал, что все меня забыли.
— Ничего подобного, дедушка Еким. Что случилось?
— У вас не выходной? Не отдыхаете сегодня?
— Нет, не отдыхаем.
— Слава богу, что нашлось хоть одно место, где еще стоят на своем посту.
— Да.
— Так нельзя ли заглянуть к тебе ненадолго… потолковать об одном важном деле?
— Пожалуйста, дедушка Еким! Сейчас пошлю за тобой машину. Ты дома?
— Дома. Куда мне деваться!
— Ну тогда жди!
Старик положил трубку, и усы его снова встопорщились. Он вышел во двор и стал расхаживать по вымощенной дорожке, словно петух, не глядя на жену у корыта с бельем, не глядя на внучку, которая тоже засучила рукава, готовясь заняться стиркой.
Машина пришла скоро, и старик тут же поехал на «Балканскую звезду».
Двери фабрики всегда были для него открыты. Он приходил сюда, как к себе домой.
Старик сроднился с жизнью фабрики, как ветвь со стволом большого дерева, пустившего корни глубоко в землю. Соки, которые дерево впитывало из земли, текли и в его жилах. Стоило ему ступить на фабричный двор и услышать шум ткацких станков, руки у него сразу «начинали чесаться». Он чувствовал себя по-юношески молодым, и ему казалось, что, стань он сейчас среди станков, — не с одним, не с двумя, а с шестью сразу управится.
И потому всякий раз, когда старик по делу или без дела попадал на фабрику, он не упускал случая зайти б ткацкий цех, не забывал осмотреть станки, на которых работал когда-то, охотно давал советы новичкам и хвалил за успехи, видя красный треугольный флажок передовика. «Браво, браво! — говорил он, ласково гладя жилистой рукой вытканное полотно, точно головку своей внучки. — Ткете, как в наше время, а пожалуй, и лучше».
