— Хорошо, — сказал Важ, протягивая ему руку, — всего доброго.
Адвокат проводил его по коридору, где стоял велосипед, и проверил, спокойно ли на улице. Когда Важ собрался выйти, адвоката внезапно осенило.
— Друг! — позвал он. Важ обернулся, адвокат полез во внутренний карман пиджака. — Может быть, вам нужны деньги?
Важ не ответил и вышел на улицу. Адвокат вернулся в кабинет, зло закурил, отодвинул штору на окне и долго смотрел в даль темной пустынной улицы.
Только на следующее утро Важ мог отправиться к Перейре. Если ехать по дороге, это займет не больше часа, а в его распоряжении более пяти часов. Но ему даже в голову не приходило искать место в гостинице. Слишком поздно, он может вызвать подозрения. Важ сознавал, что его помятый и изношенный костюм в страшном беспорядке, обувь набухла от воды и грязи. Он настолько ослаб от голода и недосыпания, что не смог бы прошагать всю ночь. Нужно отдохнуть, даже если придется улечься в грязной канаве. Важ уже целую неделю ездил по району и за это время спал не больше трех-четырех часов в сутки, две ночи провел без сна. Проехал сотни километров на велосипеде, исшагал десятки верст пешком, едва подкрепляясь скудным обедом.
Важ вспомнил, как несколько месяцев назад у него состоялась встреча недалеко от этой дороги, близ спокойной речки, в тени старого акведука. Ярким солнечным днем он с товарищами ел огромную лепешку с омлетом, посыпанным зеленью петрушки. Важ пошел к тому месту. Поскальзываясь на глинистой тропке, он добрался до речки, увидел темное пятно акведука. Прислонил велосипед, сел на сырой и холодный камень. Под ногами лужи. Арка акведука не укрывала от дождя и порывов ветра. В темноте проглядывали очертания двух ив, слышался шум воды.
Он поднял воротник пиджака, натянул берет до бровей, уперся локтями в колени, закрыл лицо ладонями. Снова возникли перед ним жена и дочь Мануэла Рату, прикорнувшие у прогоревшего очага. Он наваливался на него всей тяжестью, потом отступал и наваливался снова. На рассвете, когда Важ, дрожа от холода и слабости, снова отправился в путь, то не смог бы сказать, спал он у развалин акведука или ему так и не удалось заснуть.
Самого Перейры не было дома, но Консейсон, скрестив руки на груди, сказала своим протяжным певучим голосом, что он скоро вернется. Консейсон была полная и румяная (с белыми зубами, которые она показывала каждую секунду); черные, заправленные за уши волосы собраны на затылке в огромный пучок, схваченный гребенками.
