— Мнѣ! Мнѣ это сказать? и кто же?.. Янинскій архонтъ! который торговлей и мошенничествомъ составилъ себѣ огромное состояніе… Развратный человѣкъ… Развратъ исполненный, могу сказать, ума, граціи, изящества, — это другое дѣло! Но его развратъ, его! «Мой умъ, мой умъ, животное? — сказалъ я ему. — Ты, дуракъ и неучъ, развѣ въ силахъ судить о малѣйшей изъ идей моихъ. Ты, подлецъ и хамалъ26, знаетъ ли твой янинскій мозгъ, наконецъ, что́ такое идея? Я былъ въ Европѣ, оселъ! Мнѣ во Флоренціи рукоплескали профессора, когда я выдержалъ экзаменъ. Я ежедневнымъ трудомъ, познаніями хотѣлъ пріобрѣсти средства къ жизни… Выйдемъ вмѣстѣ отсюда сейчасъ, чтобы не оскорблять хозяина дома, и я, сойдя съ лѣстницы, размозжу тебѣ голову этой тростью! Ха, ха, ха! есть ли у тебя человѣческій мозгъ или свиной, или лошадиный, могу сказать!» Да! или лошадиный, могу сказать! Да!.. А? Полихроніадесъ; а? другъ мой, хорошо я его отдѣлалъ?.. Скажи, умоляю тебя, будь ты живъ и здоровъ всегда, скажи, что хорошо?..
— Что́ жъ хорошаго, — отвѣчалъ ему отецъ, — столькихъ враговъ себѣ создавать. Куско-бей человѣкъ сильный, богатый.
Я слышалъ, что Коэвино передразнилъ отца голосомъ:
— Сильный, богатый… архонтъ янинскій, подлецъ! Архонты! аристократія… Нѣтъ, я понимаю аристократію, я люблю ее, я самъ, могу сказать, аристократъ… Да! аристократія имени, рода, меча! Рыцарство. Заслуги государству, великія открытія науки и ума, наконецъ… такъ, какъ въ Европѣ. Но здѣсь эта наша низкая плутократія, господство капитала, интересовъ… А! насколько турки благороднѣе, возвышеннѣе ихъ, этихъ разносчиковъ нашихъ. Согласенъ ты?
Отецъ ему на это сказалъ:
— Не согласенъ, другъ мой, не согласенъ, извини. Я и самъ разносчикъ, вдобавокъ, скажу тебѣ, и небогатый. Хорошо тебѣ турокъ хвалить, когда ты докторъ и съ нихъ берешь деньги, а я изъ тѣхъ, съ которыхъ они берутъ, что́ хотятъ. Знаешь ты это? Да, я самъ былъ разносчикомъ и хамаломъ, какъ есть. Мальчишкой я, согнувшись, ситцы и коленкоръ разносилъ на этихъ плечахъ. Хозяинъ посылалъ меня и въ жаръ и въ дождь по архонтскимъ жилищамъ, и я носилъ. Согласиться я съ тобой не могу!..
— О! прости мнѣ, другъ мой, если я тебя оскорбилъ! воскликнулъ Коэвино нѣжнымъ голосомъ. — Обними меня… и прости… Ты, я знаю, честный и благородной души человѣкъ… Нѣтъ, я честный трудъ люблю и уважаю. Я самъ трудомъ насущный хлѣбъ пріобрѣтаю. Но, видишь, я люблю сердце, священный огонь люблю въ человѣкѣ, умъ, могу сказать, чувства возвышенныя…
