Полагая, что Корбетъ де-Леси (особенно въ политическомъ смыслѣ) близокъ къ Портѣ и что дружба съ нимъ епископа послужитъ на пользу общую и отвратитъ вѣчныя подозрѣнія въ руссофильствѣ, владыка искалъ подружиться со старымъ причудникомъ; но Леси ему не вѣрилъ и, между прочимъ, однажды вотъ что́ сдѣлалъ съ нимъ. Въ нашемъ домѣ, который нанималъ англійскій консулъ, была небольшая и прекрасная турецкая баня (въ Эпирѣ это встрѣчается гораздо рѣже, чѣмъ въ восточныхъ областяхъ Турціи; у насъ народъ турецкихъ бань не любитъ и думаетъ, что мѵро святое отъ нихъ выходитъ изъ тѣла). Однажды святый53 янинскій жаловался, что здѣсь нѣтъ такихъ хорошихъ бань, какъ въ Царьградѣ и Адріанополѣ; Леси велѣлъ истопить свою, приказалъ нарочно нанять двухъ банщиковъ, ловкихъ ребятъ, и пригласилъ митрополита. Митрополитъ съ радостью поѣхалъ и вымылся; но въ ту минуту, когда, лежа въ предбанникѣ на хорошей постели, весь окутанный и съ чубукомъ въ рукѣ, онъ сбирался насладиться въ мирѣ этою земною радостью, вдругъ двери растворились, и предсталъ смѣясь самъ красный выбритый и сѣдой Корбетъ де-Леси; а за нимъ стояли гг. Благовъ, Бакѣевъ, Бостанджи-Оглу и англійскій драгоманъ, очень злой и насмѣшливый человѣкъ. Что́ хотѣлъ этимъ доказать капризный старикъ? Не хотѣлъ ли онъ унизить епископа или доказать Благову, что митрополитъ англофилъ и больше ему другъ, чѣмъ Благову? Какъ бы то ни было, Благовъ вышелъ изъ этого, по обыкновенію, хорошо; онъ поцѣловалъ руку у владыки, сѣлъ около него на ложе и началъ говорить съ нимъ и расхваливать турецкія бани, потомъ самъ поправилъ ему одѣяла на ногахъ и съ поспѣшностью принялъ изъ рукъ его чубукъ, не давъ времени прислужнику взять его, когда владыка сдѣлалъ одно лишь движеніе…
Корбетъ де-Леси надоѣло стоять въ жару, и онъ вышелъ; тогда, взглянувъ значительно на его спину, владыка простеръ руки къ Благову и умилительно прошепталъ: «Сынъ мой! Что́ дѣлать!.. Знаешь!» «Знаю, знаю!» сказалъ Благовъ, опять поцѣловалъ его десницу и вышелъ.
И опятъ это все тотчасъ же разнеслось по городу; друзья архіерея хвалили его тонкую дипломатію, враги пожимали плечами и восклицали: «Этотъ человѣкъ не уважаетъ своего сана… Если бъ я былъ патріархъ, я бы его банщикомъ въ наказаніе въ Царьградѣ сдѣлалъ. Въ былыя времена такъ дѣлали съ монахами виновными…»
Такъ было трудно и скучно иногда митрополиту, а тутъ еще отъ попа Ко́сты покоя нѣтъ. Вздохнетъ владыка и скажетъ себѣ: «Слава Тебѣ, Господи, кончились главныя дѣла!.. Сіи на колесницахъ, сіи на конѣхъ, мы же во имя Господа Бога нашего призовемъ».
