Рауфъ-паша угождалъ только двумъ агентамъ: Бреше — изъ страха и личнаго, и политическаго, а Благову — изъ политическаго страха и изъ душевной къ нему симпатіи.
Къ тому же люди говорили, что Благовъ, когда захочетъ, такъ умѣетъ быть очень рѣшительнымъ и твердымъ.
Благовъ въ короткое время успѣлъ также пріобрѣсти и расположеніе, конечно, не всѣхъ, но многихъ архонтовъ янинскихъ. Они приходили въ консульство съ утра. И г. Благовъ принималъ ихъ всѣхъ равно и просто: пилъ при нихъ свой чай, смѣялся, разспрашивалъ новости, выслушивалъ жалобы, самъ разсказывалъ имъ много, и если не всегда могъ помочь, то старался ободрить и утѣшить. Часто обѣдали у него наши греки-купцы, доктора, учителя. Часто въ консульствѣ играла музыка; и самъ г. Благовъ дѣлалъ грекамъ нерѣдко визиты; по вечерамъ у него иногда консулы или архонты наши играли въ карты далеко за полночь. Проигрывалъ онъ какъ будто охотно и не огорчался. Большія ворота консульства были съ утра до ночи настежь открыты по его приказанію; нищихъ не отгоняли никогда, и жизнь, и движенье, и дѣятельность, разговоры и шумъ въ этомъ домѣ не прекращались ни на мигъ.
Отцу моему очень нравилось все, что́ онъ слышалъ о г. Благовѣ, и онъ говорилъ, слушая эти разсказы:
— Вотъ консулъ! вотъ молодецъ!
Но меня отдавать въ такой шумный и веселый домъ онъ, разумѣется, не желалъ: «Всякому свое мѣсто!» говорилъ онъ.
Особенно одно обстоятельство было ему не по вкусу.
При одной труппѣ янинскихъ цыганъ-музыкантовъ была пожилая танцовщица мусульманка, и у нея была молоденькая дочка Зельха́.
Зельха́ имѣла отъ роду всего четырнадцать лѣть; собой она была то, что́ турки зовутъ назикъ, граціозная, нѣжная, милая. Я ее видѣлъ тогда же и не нашелъ ее красивою: губы у нея были очень толсты и носикъ круглый, какъ у черныхъ арабокъ; глаза только большіе, смѣлые, черные-пречерные. Худа была такъ Зельха́, что ее многіе считали за переодѣтаго мальчика. Думали, что старая танцовщица, не имѣя дочери, на замѣнъ себѣ обучала сьна плясать и сбирать деньги съ тамбуриномъ, разсчитывая, что онъ успѣетъ набрать довольно до тѣхъ поръ, пока возмужаетъ замѣтно.
Другіе говорили, что это ложь и что Зельха́ дѣвушка.
Вотъ эту Зельху́ г. Благовъ очень ласкалъ и баловалъ; это была его любимая танцовщица на всѣхъ вечерахъ и пикникахъ, которые онъ давалъ у себя или за городомъ.
Зельха́ стала скоро нарядна какъ картинка; у нея были голубыя, лиловыя, красныя юбки съ большими цвѣтами и золотою бахромой, курточки шитыя, фески новыя съ голубыми кистями; шея ея была вся убрана австрійскими червонцами и турецкими лирами, и, незадолго до своего отъѣзда въ Загоры, г. Благовъ далъ ей огромную золотую австрійскую монету въ шесть червонцевъ, чтобы носить напереди ожерелья.
