О самомъ Благовѣ отзывался хорошо не одинъ только Коэвино, но очень многіе.
Люди говорили, что политики его еще нельзя было ясно понять въ теченіе какихъ-нибудь четырехъ мѣсяцевъ его службы въ Эпирѣ. Замѣчали всѣ, однако, что онъ сразу умѣлъ очень понравиться пашѣ, и вотъ по какому, можетъ быть и ничтожному, поводу.
Г. Благовъ очень любитъ простой народъ. «Онъ, кажется, демократъ» (такъ говорили наши греки; но они ошибались).
Разъ было гулянье за городомъ. Народу было много. Благовъ пришелъ туда съ Бакѣевымъ, съ Коэвино, съ Бостанджи-Оглу и нѣсколькими другими гостями; съ двумя кавассами, со слугами, разодѣтыми по праздничному, въ золотыя куртки и фустанеллы чистыя какъ снѣгъ; съ коврами разноцвѣтными, съ чаемъ, русскимъ самоваромъ, фруктами и виномъ; самъ расфранченный по-русски въ бархаты и выпустивъ красную шелковую рубашку поверхъ шальваръ. Велѣлъ разостлать ковры въ тѣни; послалъ за музыкой, выбралъ лучшихъ юношей изъ толпы, чтобъ они плясали около него албанскія пляски. Молодцы пили вино, пѣли и плясали во здравіе консула; г. Благовъ пилъ свой чай и кофе съ друзьями на коврахъ. Пришелъ старикъ Хаджи-Сулейманъ (тотъ самый дервишъ съ алебардой, который меня напугалъ); Благовъ посадилъ его съ собой на коверъ, угощалъ его чаемъ и далъ ему свѣжую розу подсунуть на вискѣ подъ колпакъ.
Народъ весь, и христіане, и турки, и евреи, всѣ радовались на благородное консульское веселье. Составила вся толпа широкій, преширокій кругъ; передніе посѣли на землю, чтобы заднимъ не мѣшать смотрѣть, и полиція турецкая сидѣла тутъ же и веселилась.
Говорятъ, что это было прекрасно!
Проѣхалъ тоже по дорогѣ около этого мѣста г. Бреше съ женой; оба верхами. Заптіе тотчасъ же въ испугѣ повскакали; встали и христіане нѣкоторые; но г. Благовъ сказалъ громко своимъ кавасамъ:
— Скажите имъ, чтобъ они сидѣли смирно и веселились, когда я тутъ.
Такъ злой французъ и проѣхалъ мимо, замѣченный только на минуту. Хотѣлъ, кажется, и австрійскій консулъ, бѣдный, показаться народу. Вышелъ толстякъ съ женой и шестью дѣтьми своими. Такъ они и прошли, никто на нихъ и не взглянулъ даже. Только одна старуха сказала: «Вотъ какъ эту франкису, католичку эту, благословилъ Богъ! сколько дѣтей! А у твоей дочери ни одного нѣтъ».
Все такъ было мирно и весело. Немного было испортилось дѣло на минуту, но г. Благовъ и то поправилъ сейчасъ же. Одинъ пожилой грекъ, который долго жилъ въ Египтѣ и умѣлъ танцовать по-арабски, закричалъ изъ круга дервишу Хаджи-Сулейману, не хочетъ ли онъ вмѣстѣ проплясать.
