Пятно альфы едва заметно на фоне пейзажа, который я вряд ли смогу нарисовать, но картина, безусловно, должна быть светлой, вялой и блеклой. Восхитительная и неуловимая природа способна одновременно детализировать и обобщать. Мы же в лучшем случае можем резюмировать и счастливы, когда нам это удается! Ограниченный ум предпочитает частности. Лишь мастера творят в согласии с природой, они так долго ее наблюдали, что могут сделать понятной. Они познали благодаря ей секрет простоты, который является ключом к разгадке великих тайн. Природа показала им, что самое главное в искусстве — выражать, а в достижении этой цели лучшие средства — самые простые. Она дала понять, что мысль быстра и не нуждается в пышных одеяниях. Не удивляйся сказанному. Отныне я преклоняю колени пред великими мастерами и надеюсь, что с каждым днем становлюсь чуть более достойным говорить о них. Воспоминания о них сопровождают меня в пути. Именно в Джельфе, в палатке среди арабов племени улед-наиль, наблюдая на фоне исторического простодушия величественных людей, облаченных в черное и белое, я как никогда ясно понял уроки мастеров. Надо ли мне было уезжать так далеко от Лувра в поисках этого важного откровения — видеть вещи в простоте, — чтобы познать их истинную и великую форму?
Джельфа, того же дня, семь часов
Весь день тонкие нити испарений вились над горизонтом, подобно нитям белого шелка. К вечеру они сначала рассеялись, а потом образовали маленькое золотистое облако, медленно и одиноко дрейфующее в сторону заходящего солнца по лазурной глади. Словно наполненный ветром парус, тающий вдали и опадающий при входе в порт, оно уменьшается по мере приближения к светилу и вскоре совсем исчезнет в его сиянии. Жара спадает, свет смягчается: он медленно отступает перед надвигающейся ночью, которой не предшествовала даже легкая тень. До последней минуты дня Сахара ярко освещена. Ночь в пустыне наступает внезапно, как потеря сознания.
Семь часов. Бивуак очнулся от дневного оцепенения. Здесь по-прежнему царит спокойное движение людей, разжигающих костры и готовящих вечерний кофе. Многие молятся, стоя на коленях лицом к востоку. К ужину все собираются и усаживаются на коврах; наши кони, едва им задали ячменя, весело стряхнули с себя груз солнца, который покорно несли двенадцать часов.
Лишь дом Си Шерифа остается безмолвным. Без голубоватого дымка, поднимающегося в углу крыши, он кажется необитаемым. Этот печальный блокгауз — цитадель нашего халифа — построен только в ноябре прошлого года.
