— У вас, наверное, антоновское яблоко?
— Было… А вы откуда знаете?
— Он только антоновские ест! И откуда напасть такая? Такой хороший пёс, культурный, воспитанный, но за антоновское яблоко душу продаст.
— Да уж…
Я подождала, когда улягутся страсти, простив псу его странный грех. А что мне оставалось? С сожалением повертев огрызок яблока — это был лучший экземпляр с лучшего дерева, — я бросила его в урну. Эх, права была тётя Нина. Это ж москвичи! Разве они дадут человеку поесть?!
Пёс умирал.
— Тихон, Тишечка, дружочек, — Андрюшка мял родную мозолистую лапу.
Весь день он старался не плакать, но, видно где-то внутри переполнилась та чаша, в которую стекают невыплаканные слёзы, и внезапно они хлынули неудержимым потоком. Слезинки капали на сухой, горячий нос собаки. Тихон открыл глаза, внимательно и грустно посмотрел на маленького друга. Он прощался — и это было так понятно и так неотвратимо, что Андрей, не выдержав, с криком бросился к отцу.
— Да… — сняв очки и потирая переносицу, отец наклонился над псом.
Если бы он пил! Если б можно было раскрыть сведённые судорогой челюсти и влить хотя бы каплю влаги! Но в том-то и заключалось коварство болезни, что он не пил, и умирал от жажды, лёжа рядом с полными мисками. Восхитительные ароматы свежих бульонов — мясного, грибного и рыбного — витали в воздухе. И было совершенно ясно, что распростёртое у порога безжизненное собачье тело уже не имеет к этому никакого отношения.
Внезапно потемнело. Непрерывно лопотавшие деревья замерли в испуге — и на землю обрушился густой тяжёлый ливень. Треснул гром. Казалось, что кто-то большой колотит кулаком по небу и под его ударами трещит и рушится небесный свод. И стало вдруг темно и холодно. И страшно.
Вспомнили, что принесли когда-то Тишку в такой же точно ливень. Всю ночь грохотал тогда гром. Всю ночь щенок плакал, и они по очереди вставали к нему, утешая и подкармливая.
Зато наутро малыш повеселел, с аппетитом позавтракал и запросился на улицу. С радостным визгом скатился он с лестницы. Асфальт клубился паром. Кругом всё сияло: лужицы, осколки стёкол, капли на траве кололи глаз весёлым лучиком. Дворовые кошки сушили на солнце отсыревшие за ночь шубы. Огромный рыжий кот выбрался из подвала. Он был не в духе — и сверкающие лужи, и не в меру раскричавшиеся воробьи, устроившие баню в самой глубокой из них, не радовали его, а ещё больше злили. Хвосты бы им поотрывать! Да разве угонишься… Кот обошёл кругом цветочной клумбы, выбирая место потеплей да посуше, да чтоб цветами не воняло — и улёгся, накрывшись хвостом.
