Умей отделять себя от «гранфаллонов», — Боконон разумеет под этим ложные объединения людей, которых сплотили заведомо для него безумные цели: служения науке, или национальным интересам, или политическим доктринам. Но помни, что ты принадлежишь «карассу» — нерасторжимому сплетению добрых и злых начал, взаимодействием которых поддерживается равновесие вселенной. Остерегайся нарушить это равновесие в сторону ли «чистого» добра или «чистого» зла. Всякая попытка изменить «карасс» опирается на добытую логическим, умственным, научным путем «истину» — противопоставь ей «ложь», абсурд, негативизм, словом, любые средства, способные воспрепятствовать таким начинаниям. Ибо счастье, насколько оно вообще возможно в этом мире, требует сохранения самой природой созданных «карассов» в неприкосновенности.
Первая фраза «Книг Боконона» гласит: «Все истины, которые я хочу вам изложить, — гнусная ложь». А ход событий в романе Воннегута как будто подтверждает правоту рассказчика, утверждающего, что основанный на лжи боконизм — единственная исцеляющая мир религия нашего времени. В идейном «карассе» романа учение Боконона противостоит технократическому утопизму. Боконизм улавливает в технократической утопии ее самый существенный изъян — равнодушие к человеку, как только он не выступает в качестве создателя материальных ценностей. И выдвигает контраргументом абсолютизацию интересов человека вопреки потребностям научно-технического развития. «Что вообще священно для боконистов?» — спрашивает приобщающийся к новой религии рассказчик и слышит в ответ: «Даже не бог. Только одно… Человек… Вот и все. Просто человек».
Построенная на требованиях «сиюминутной» (а не сулимой в некоем полностью автоматизированном раю будущего) гуманности, бокононовская этика не только рассматривается в романе как серьезная и по-своему состоятельная нравственная позиция. Во многом она даже созвучна авторской мысли. Нет надобности упрощать взгляды Воннегута на сегодняшний мир. Его книги остаются на счету реалистической и сознающей свою ответственность литературы, хотя их автор склонен, как и Боконон, категорически противопоставлять тенденции научного прогресса коренным интересам человека и человечества, не замечая принципиальных различий формы и результатов НТР в разных социальных системах и не так уж редко абстрагируя понятия добра и зла от их конкретного социального наполнения.
И все-таки Воннегут-художник не может не сознавать иллюзорности боконизма, на практике оборачивающегося даже оправданием гибельного для судеб мира рационализма технократов, воспринимаемого боконистами как необходимый «злой» элемент «карасса».
