— Нет.
Она выше подняла фонарь, и он позволил ей осветить свое лицо теплым золотистым светом. Он очень возмужал, врос в свои длинные конечности и угловатое лицо. Пенелопа всегда считала, что он будет очень привлекательным, но он стал не просто привлекательным... а почти красивым.
Но вряд ли виновата темнота, затаившаяся у его лица, несмотря на свет фонаря, — что-то опасное виделось ей в его челюсти, в напряженном лбе, в глазах, словно навсегда забывших о радости, в губах, кажется, утративших умение улыбаться. В детстве у него на щеке была ямочка, появлявшаяся так часто, и сам он то и дело затевал всякие приключения. Она всмотрелась в левую щеку, пытаясь найти ту предательскую ямочку, но так се и не обнаружила.
Более того, сколько Пенелопа ни всматривалась в это новое суровое лицо, она не могла увидеть в нем мальчика, которого когда-то знала. Если бы не глаза, она бы и вовсе не поверила, что это он.
— Как печально, — негромко прошептала Она.
Он услышал.
— Печально что?
Она покачала головой, глядя ему в глаза, единственное, что осталось в нем знакомым.
— Он исчез.
— Кто?
— Мой друг.
Пенелопа и представить не могла, что такое возможно, но его лицо внезапно сделалось еще жестче, еще суровее, еще опаснее и словно подернулось тенью. У нее мелькнула мысль, что она зашла слишком далеко. Он по-прежнему не двигался, наблюдая за ней мрачным взглядом, похоже, замечавшим все.
Все инстинкты кричали — уходи! Быстро! И никогда не возвращайся. Но она осталась.
— И сколько времени ты пробудешь в Суррее? — Он не ответил. Она шагнула к нему, понимая, что лучше этого не делать. — В доме вообще ничего нет.
Он проигнорировал и это. Пенелопа решительно продолжала:
— А где ты спишь?
Порочная темная бровь взметнулась вверх.
— Что за вопрос? Ты приглашаешь меня к себе в постель?
Слова обожгли неприкрытой грубостью. Пенелопа замерла, словно от физического удара, и немного помолчала, не сомневаясь, что он извинится.
Тишина.
— Ты изменился.
— Вероятно, тебе следует вспомнить это, когда ты в следующий раз помчишься на поиски полуночных приключений.
В нем не осталось ничего от того Майкла, которого она когда-то знала.
Пенелопа повернулась и направилась в черноту, в ту сторону, где стоял Нидэм-Мэнор, но, пройдя всего несколько футов, вернулась назад. Он так и не шелохнулся.
— Я в самом деле была счастлива увидеть тебя.
Она снова повернулась и зашагала в сторону дома, чувствуя, как холод проникает глубоко в кости, но опять вернулась назад, не в силах удержаться от последней язвительной реплики:
