.
Причина, по которой Камилла говорила на этом языке так бегло и с хорошим произношением, заключалась в том, что с самых первых классов она посещала французскую школу Шатобриана на вилле Боргезе. В том, что девочку послали во французскую школу, не было ничего удивительного: учитывая, что речь шла о достаточно модном образовательном заведении, эти несчастные, нажившие кучу денег, но, увы, оставшиеся сокрушительно невежественными, готовы были прослезиться при мысли о том, что их дочка посещает Шатобриан, говорит на французском почти как настоящая француженка и знается с детьми послов и проч. Так, уже с шести лет они просили ее говорить по-французски только для того, чтобы слышать, как она говорит на этом языке. Большую часть летних каникул Камилла проводила на вилле Аржентарио, приобретенной ее отцом, благодаря широкой сети магазинов кожи и меха в центре. К ним в гости часто приходили так называемые «девочки их круга». Какие-нибудь Сабин, Моник, Шарлотт, единственной задачей которых было подтягивать их дочурку во французском. Беда только в том, что дочурка, воспользовавшись сим эфемерным присутствием, исключила из своей жизни родителей при помощи языка, который для их ушей звучал как загадочная музыка. Но как-то на пляже, когда Камилла и одна из «девочек ее круга» Моник без умолку трещали по-французски, отец в порыве раздражения прервал их: «Ну хватит, черт возьми!»
С тех пор Камилла взяла за привычку говорить по-французски с отцом всякий раз, когда чувствовала в этом потребность, а он, поскольку никогда и ни за что не смог бы ее наказать, униженно смирился.
Очевидно сейчас, в присутствии Понтекорво, для этого настал самый подходящий момент. Контекст был не совсем уместный (но именно это и требовалось), хотя фразы касались непосредственно ситуации: «Oui, papa, la fete a ete magnifique! On y va, maman? Je suis tres fatiguee!»[6] Лео ничего не знал обо всей этой истории с французским и удивился, что это на нее нашло. Почему она говорила с родителями по-французски? Чтобы ситуативно выйти из этого тупика? Чтобы переключить все внимание на себя и отвлечь раз и навсегда от объекта своего стыда? Или просто привести родителей в замешательство и тем самым ускорить их уход, прекратив весь этот кошмар? Лео не знал этого точно, но если таковы были намерения Камиллы, ее стратегия отлично сработала. Ее родители засобирались убегать прочь с проворностью Золушки, покидающей своего принца, в то время как эксцентричная малышка продолжала болтать с ними на изящном «старорежимном» французском. Все обернулось так неловко, что у Лео не хватило смелости спросить у Сэми, какая муха укусила его подружку. Тем не менее по равнодушной реакции Самуэля казалось, что для него подобные сцены были обычным делом.
