«Опять она… Боже мой, невероятно, просто вылитая мать, как на медальоне… и даже фиалки на шляпке…» — В каком-то затмении Серафим опустился на ступеньки террасы, зябко кутаясь в плащ.
Гремя помятыми крыльями и разбрызгивая грязь, к террасе подъехал лимузин, из которого вышел лысоватый господин в очках с дымчатыми стеклами. Серафим насторожился. Появление незнакомца невольно связалось с подслушанным разговором. Путаясь в полах плаща и неуверенно ощупывая ступени, как будто они могли в любую минуту провалиться под ним, незнакомец поднялся на террасу и исчез.
«Зайти или как-нибудь в другой раз?.. Графиня может меня и не узнать, столько лет прошло… да и захочет ли она мне помочь… или послать все к черту и писать на злобу дня о чужих мнениях, привилегиях, сплетнях?.. постой-ка, а где же очки?.. кажется, я уже волнуюсь…» — Роясь в карманах, Серафим нащупал пакет, стянутый резинкой. Это были письма Сарры…
Вспомнилось время, когда Серафим был в два раза моложе, и у него было семь лиц на неделе, по числу дней. На минуту он стал моложе, чем наяву, как это бывало уже и не раз. Из яви исчез дом Графини, потом и весь город, осталась лишь снятая на ночь комната с убогой обстановкой, крашеными полами и окном, которое выходило на кладбище…
В зеленоватой темноте стекол мелькнуло лицо Сарры, ее руки. Она обнимала его, и что-то теряла. Лицо ее таяло, точно снег на солнце и, очнувшись посреди улицы или в другом неподходящем месте, Серафим долго не мог избавиться от ощущения, что заточен в эти воспоминания, как в кокон…
Серафим потер глаза. Какое-то время он бродил вокруг дома Графини, переходил с места на место и что-то шептал вслух, иногда громко выговаривая слова, как на сцене.
У входа на черную лестницу он приостановился. Мрак здесь был гуще, и тишина ощущалась почти так же, как в пустом театре…
Сделав еще круг, Серафим скрылся в сумерках арки с исчерканными рисунками и надписями стенами и цветущей по углам плесенью. Он перешел небольшой дворик, повернул налево, по узкой и жутко скрипящей лестнице поднялся на несколько ступенек и после некоторого замешательства дернул за шнурок звонка.
— Кто там?.. входите… — услышал он низкий, слегка хрипловатый голос Графини и вошел в прихожую.
Ботики на меху по французской моде, мокрый плащ, сломанный зонтик с длинной костяной ручкой, зеркало на тонких ножках, в желтоватой слепоте стекол которого обрисовалась фигура Графини в облегающем черном платье с крылышками рукавов. На вид это была хрупкая женщина 35 или 40 лет.
