Город грехов | страница 59
— Кто вы?..
— Вы меня не узнали?.. я философ, ваш сосед… ваши видения связаны с безумием, а не с реальностью… иногда вы осознаете свое сумасшествие, но не совсем… и лишь в толпе, увидев себя среди сумасшедших, вы поймете, что весь мир — это иллюзия бога, подвергающего вас целому ряду испытаний в своих целях…
— Ну, все, с меня хватит… — Писатель повернулся спиной к артисту и философу, крикнул, обращаясь к козам: — Девки, пора домой…
Уже смеркалось. Дали приобрели мягкую волнистость, как истертый бархат, а небо стало похоже на переливающийся муар…
— Философ, что вы знаете о писателе?.. — спросил артист, жуя соломинку.
— В его истории много неясного… говорят, детство его проходило в горах… он пас коз и сочинял канцоны, потом перебрался в город, стал писателем, женился, но неудачно… ему было всего 27 лет и о женщинах он знал немного, как, впрочем, и о жизни…
— Продолжайте…
— Пока писатель приобретал известность, жена украсила его лоб рогами…
— Ну да… женщины лучше знают, что нужно мужчине…
— Похоронив очередную жену, немку, он исчез… его искали, но не нашли… он стал мифической личностью…
Ночь ушла.
Писатель собрал стадо коз и ушел в горы. Весь день, прячась за спиной ветра, он вспоминал детство и воображал.
— Боже, что это?.. — Он привстал, сморгнув слезу. — Откуда он взялся?.. — Перед писателем стоял пес с дьявольской мордой.
Писатель вскочил, точно его ужалила змея.
Пес оскалил клыки.
Козы с блеяньем разбежались, кто куда. Кто же сам себе враг. Бежала и Федра, побежденная страхом и паникой, унося на своей спине писателя…
Два дня жители поселка искали пропавшее стадо.
Сохранились следы и другие улики, которые дали следователю повод подумать о том, что все стадо погибло в Иудином болоте…
Писатель вернулся через три дня. Его все еще била дрожь, он заикался и не мог вымолвить ни слова, а если и говорил, то так путанно, что и сам себя не понимал.
Весь в тине, окруженный облаком мошкары, писатель шел мимо кладбища. На многих могилах уже невозможно было прочитать стершиеся имена.
У входа на кладбище было людно. Кого-то хоронили. Писатель увидел свежевырытую могилу и гроб, над которым несколько старух рыдали в голос, утопив в платках свои лица.
— Кто преставился-то?.. — спросил писатель каким-то потусторонним голосом и перевесился через ограду, чтобы заглянуть в лицо покойнику.
Увидев вместо лица покойника икону и испуг на лицах старух, он понял, что пришел на свои похороны…
Теряясь в блеклых сумерках, писатель шел по улице, мельком заглядывая в окна с тем нездоровым интересом, который всегда вызывали у него домашние сцены, в общем-то, заурядные, но полные какой-то странной для него значимости.