— Наказание никого не исправляет… — пробормотал писатель.
— В наказании содержится и яд, и противоядие… каждый преступник в страхе и беспокойстве несет свой крест и становится палачом своей жалкой жизни… он живет в постоянном беспокойстве и недоверии к происходящему, оказывается запертым в жизни, как в тюрьме… ему не нужен палач, достаточно его собственной жизни оскверненной и исковерканной каким-нибудь преступлением…
— Вы заблуждаетесь… обычно страдают невинные, а не грешники…
— Некоторым грешникам кажется, что они избежали возмездия, а на самом деле бог лишь отсрочил его… бог ждет не смерти грешников, а покаяния…
— Зачем богу это нужно?.. — спросил писатель.
Послышался странный подземный гул.
Страх нахлынул и схлынул, осталось недоумение.
— Что это было?..
— Не знаю… — Философ привстал, озираясь. — О чем я говорил?..
— Вы не ответили на вопрос…
— На какой вопрос?..
— Есть ли в человеке хоть капля божественного?.. — артист потрепал загривок собаке.
— Бог не возился бы с нами, если бы в нас не было ничего божественного, и мы были бы подобны листьям… у бога для каждого есть дело…
— И все же, за что бог карает невинных?..
— Нет невинных…
— А дети?..
— Дети принимают на себя не только наследство родителей, но и назначенное отцу или матери наказание, как долю наследства…
— Скажи философ, будем ли мы жить лучше?.. — спросил артист. — Впрочем, можете не отвечать… я знаю ответ: лучше мы будем жить только после смерти… — артист изобразил на лице улыбку и встал весь в ознобных мурашках. Ночь была холодная.
Утром одиссея писателя, артиста и философа продолжилась…
Жизнь философа была достаточно разнообразна, не исключала и всесилие случая. В 27 лет он женился на вдове, не знающей, чем себя занять, потом на пианистке, которую сменила женщина неопределенного возраста. Так он жил до сорока лет, не подозревая в личной заинтересованности бога его судьбой. У него была жена, дом. Он был почти счастлив и в один день потерял все. Дом сгорел. Жена исчезла. Сам он чудом спасся. После размолвки, вызванной недоразумением и незнанием истинного положения вещей, он не ночевал дома. Через год философ опять женился, но вынужден был уйти от жены. Если бы он знал, что ребенок, которого раньше срока родила жена, был от него, он не устроил бы этой жуткой сцены ревности. Он подозревал, что отцом ребенка был не он, а брат жены. Мальчик был его копией. Семь лет философ жил бездомным, как бог. Он переплыл море, несколько рек, и даже сидел в яме, как раб, которого можно было убить или продать. Бог наложил на него эти несчастья и унижения. Все эти долгие годы он как бы спал и проснулся стариком. В несчастье люди стареют быстрее. Оглядевшись по сторонам, он понял, что попал в желтый дом. В желтом доме старик стал философом. Он не вовлекался в превратности и метания, он постигал, что такое жизнь. Он не сокрушался, не стенал, он творил мир, состоящий из людей и бога, в котором все рождающееся и растущее было избавлено от смерти.
