Город грехов | страница 129
— И о чем пела твоя сирена?..
— О чем обычно поют сирены?.. о любви…
— Любовь… что это такое?..
— Любовь — это нечто, доступное нашему восприятию лишь тогда, когда мы ее лишаемся… и на нашем самодовольном лице появляется тупое недоумение…
— Думаю, ты преувеличиваешь…
— Ничего я не преувеличиваю…
— Любовь мы ощущаем, когда испытываем блаженство…
— Женщины порождают только несчастья… — сказал старик в очках.
— Позвольте с вами не согласиться… писатель, а ты почему молчишь?.. ты здесь?..
— Здесь я… где мне еще быть?.. — сказал писатель, хотя был он вовсе не здесь. Он блуждал в руинах женского монастыря, искал блаженную и сомневался в подлинности происходящего.
«Может быть, нет никакой блаженной?.. вдруг она лишь призрак, ночное видение?..» — Писатель в нерешительности останавливался у лестницы, спускающейся в темноту, когда его окликнул артист.
— Что я думаю о любви?.. — заговорил писатель. — Мы живем, благодаря любви… больше мне нечего сказать…
«Хотя о любви я мог бы говорить и говорить… — размышлял писатель. — Я проваливаюсь в сон и оказываюсь в келье блаженной, на ее ложе… наверное, у каждого есть такой сон… это всего лишь сон, вранье, но иногда и вранье бывает полезно и имеет какой-то смысл… я пытаюсь обнять блаженную, чувствую на какой-то миг ее ангельскую нежность, легкость, и просыпаюсь… иногда она пытается увести меня в свой мир теней, скорби и безумия, но я научился сдерживать себя…»
— В конечном счете, все сводится к любви и смерти… — сказал философ.
— Опять вы заговорили о женщинах… лучше вообще не знать того, от чего после захочешь избавиться…
— Что ты хочешь этим сказать?..
— Ничего, кроме того, что уже сказал…
— Говорят, что самка ехидны во время совокупления в восторге откусывает голову самцу…
— Чему вы смеетесь?.. — Артист глянул на человека со шрамом и отвел взгляд.
— Я не смеюсь… извините… из-за шрама у меня одна половина лица смеется, а другая — рыдает…
Человек со шрамом участвовал в нескольких войнах. Паром, на котором инвалид плыл после ранения, налетел на рифы, перевернулся и затонул. Он чудом спасся и очутился на острове, на котором обитали только птицы. Это были редкие и странные птицы. Слушая пение птиц, он удалялся от мирской суеты к вечной жизни, от сомнений к тайне спасения. От реальности оставались лишь бледные тени одного примерно вида, среди которых он и блуждал в поисках бога или кого-нибудь еще.
Однажды блуждая по острову, инвалид наткнулся на расселину. Он заполз в нее. Постепенно расселина стала шире, приобрела свод. У самого порога ада его остановил незнакомец, который отнесся к инвалиду с сочувственным вниманием.