По пути вниз меня швыряло из стороны в сторону, так что все тело теперь в синяках. В каюте мисс Стич, с выпученными от страха глазами, пыталась завернуть края своего гамака, дабы укрыться в защитном коконе. После нескольких неудачных попыток и промахов мне удалось наконец вскарабкаться в свой гамак. И вот уже мы вдвоем раскачивались туда-сюда, ударяясь сначала друг о дружку, а потом о стену. Дико грохочущее море не позволяло разговаривать, обрушиваясь на корабль так, словно пыталось сокрушить его. Я думала о том, не просочится ли ледяная вода сквозь стены, не начнет ли капать с потолка и до чего это должно быть ужасно — наблюдать, как капля за каплей проникает в твое убежище смерть. Или, может, море сжалится и единым потоком ворвется в дверь, поглотив всех нас разом.
Стараясь успокоиться, я напоминала себе, что сотни, если не тысячи англичанок прошли этот путь до меня, а потом, открыв мою тайную языческую душу, воззвала к Нептуну, прося о заступничестве. Когда все кончилось, я почувствовала, что морские боги приняли нас и отныне будут оберегать до конца путешествия. Побитая и дрожащая, но переполненная почти невыносимым ощущением жизни, я умыла лицо, втайне надеясь, что шторм еще придет.
Двумя неделями позже мы пострадали от другой крайности погоды — безветрия. Корабль замер на гладкой как стекло воде, паруса беспомощно обвисли в застывшем воздухе. Наши матросы, выполняя свою работу, нервно переглядывались. На пассажиров они смотрели так, словно это мы принесли несчастье. Мисс Стич молилась, «рыбачки» сидели тесными группками и перешептывались, а бурра мем свирепо взирала на небеса, словно требуя от них немедленно послать шквал ветра.
В пятую ночь полнейшего штиля я, засыпая, уже задавалась вопросом, не станет ли наша «Камбрия», а вместе с нею и все мы, еще одной загадкой, историей о таинственном исчезновении в морских просторах. Но на следующее утро я проснулась от знакомого покачивания гамака. Мы с мисс Стич обменялись осторожными улыбками и потянулись на палубу, дабы увидеть, как крепкий ветер наполняет паруса. Мы смеялись и хлопали в ладоши, и даже самые суровые палубные матросы присоединили свой голос к задорной песне, с которой их товарищи взялись за дело. Люди оставались в приподнятом настроении до тех пор, пока море не стало слишком беспокойным, и все, кроме «бывалых», вернулись в свои каюты — страдать в уединении.
Одним тихим вечером я, выйдя на палубу, увидела Александрию — яркую и оживленную, с переливавшимся огнями египетским базаром и доносившейся от игорных домов веселой музыкой. Увы, мне пришлось остаться на борту — поправить желудок ямайским имбирем. Думаю, я потеряла не меньше четырнадцати фунтов, и платье просто болталось на моих костях. Ох уж эти «бывалые»!
